Виталий Вир - Бабло пожаловать! Или крик на суку

Пока Рамсес подбирал слова и нащупывал правильный дальнейший ответ, так и не понимая, к чему она клонит, Алика заговорила:

— Хочешь сказать, ты совершенно не бываешь один?

— Почему же? Но, в силу того, что необходимо… Послушай, — обратился Рамсес, отказываясь понимать ребусы любимой, — к чему именно сейчас надо говорить обо всем этом, когда мы опаздываем?

— Видишь, даже, когда я говорю о любви между нами, ты только и можешь сказать, что «обо всем этом», а уж, когда ты произносил слово «люблю», так я и вовсе этого не помню.

— Чего ты еще не помнишь? — окончательно вышел из себя Рамсеса.

Алика демонстративно сделала вид, что задумалась:

— Ты знаешь, это, смотря при каких обстоятельствах?

— Допустим, когда я опаздываю к тебе? — спросил он и, в силу того, что продолжал нервничать, это выглядело, как насмешка.

— Когда ты опаздываешь ко мне, я заметила одно — даже не смотря на то, что мы мало видимся, ты не спешишь! Допустим, почему бы тебе заранее не отложить дела, чтобы выйти загодя? То, чем ты занимаешься — никогда не переделать. Помню, я как-то долго тебя ждала, все стояла у окна и смотрела во двор. Был вечер. Молодая пара, стоя на тротуаре под слабым желтым светом уличного фонаря, мило держалась за руки и никак не могла расстаться, — Алика благодушно улыбнулась. Было видно, как она сдерживает себя, чтобы не расплакаться. — В тот вечер, ты так и не пришел. Лишь позвонил и сразу начал говорить, что это из-за работы и, как всегда, ты отшучивался.

Вид Алики, у которой вот-вот могут навернуться слезы, не вызвал у Рамсеса чувство жалости — настолько много, как полагал он в эти минуты, всего накопилось между ними. Поэтому, впервые, он решил, что сейчас же должен расставить все точки над i.

— Хорошо. Подобно тебе, я тоже могу подмечать! Мы с тобой хоть и живем в одно и то же — общее — время, но иногда ты все же переходишь в иное измерение, которое ты создаешь для себя на миг. И вот тогда-то ты смело позволяешь себе быть чуточку другой. А происходит это ровно в тот момент, когда тебе так проще, нежели постараться понять меня! Кстати, в отличие от тебя, я не хитрю и собираюсь идти с тобой в лес, как этого захотела ты! И…

Не желая слушать, она перебила его, словно бы понимала, о чем намерен говорить возлюбленный и дальше:

— Не волнуйся! Я поняла тебя полностью. Ты можешь больше не утруждаться на день сегодняшний, потому как я столь всецело тебя поняла, что без особых ухищрений смогу пояснить моим друзьям уважительную причину отсутствия тебя. Урод!

Рамсесу казалось, что Алику в скором времени затрясет — настолько сильно она разнервничалась. Пожалуй, ему никогда не приходилось видеть ее в таком состоянии.

Он хотел прикоснуться к ней, но Алика резко одернула руку.

— И это уже не обсуждается, — твердо, бескомпромиссно, умело, как во время деловых переговоров, заявила она: буквально не оставляла шанцев обдумывать информацию и собеседники шли на поводу услышанного. — И не иди за мной! И не начинай дурацкие шутки! И не делай даже попытки приблизиться ко мне! И, и, и… — выпалила она напоследок.

Алика резко повернулась и начала быстро удаляться от потрясенного Рамсеса, который никогда до этого не видел ее такой.

Он стоял в полнейшей растерянности, словно бы прозвучала автоматная очередь (но из букв «и») в его сторону, а «выпущенные пули-буквы», как в замедленной съемке, находились на подлете к груди, а за ней их целью являлось сердце.

— Н-да, — протянул задумчиво Рамсес, оставаясь на месте и взглядом провожая подругу, — В детстве, с мамой, было проще.

За год знакомства, это была первая серьезная размолвка в отношениях. Ничего подобного до сей поры, не было, так — типичные неурядицы. Сейчас же Рамсес не знал, как ему поступить. Догнать и еще больше извиниться? Либо, как и прежде, расхвалить? Или же, и впрямь, необходимо оставить ее в покое?

Она завернула за угол дома и скрылась из вида. Желание догнать, у Рамсеса, это не вызвало.

Ему сильно захотелось курить. Он знал, что за углом, за которым «исчезла» Алика, находится табачный киоск. Предвкушая первую затяжку, Рамсес все же повернулся в противоположную сторону и направился обратно — туда, откуда только что пришел. Ему впервые не захотелось снова начинать разговор с Аликой (как частенько он это делал, пока не добивался расположения) — если бы все повторилось, ему точно бы не хотелось одиноко стоять рядом с сигаретным киоском: табачный посол внутреннего перемирия мог оказаться весьма некстати и он бы непременно закурил.

Рамсес поймал себя на мысли, что сегодня ровно шесть месяцев, как он бросил курить. Произошло это благодаря Алике. Точнее условностям, которых она насчитывала пять.

Почему-то из всей массы психологов, кто соревнуется в доказательстве правоты подходов к браку, Алика выбрала американскую женщину. И, до встречи с Рамсесом, она свято руководствовалась в выборе избранника теми условностями, что были предложены на суд читателя в книге. Но и, когда она влюбилась в Рамсеса, Алика не смогла отказаться от (всего лишь) теории, как вести себя, чтобы появился успешный, (не меньше чем!) партнерский союз для будущего удачного брака. Рамсес предлагал ей теперь поменять концепцию. Пойти дальше — и союз состоялся и свадьба была не за горами. Но книга пережила второе рождение в глазах Алики сродни священному писанию, как любил шутить Рамсес.

Ко всем пяти пунктам он относился никак. По принципу — это увлекает ее, и ладно.

На первом месте у Алики было следующее. От начала возникновения отношений до брака должно миновать не менее одного года и непременно с проживанием на разных территориях. Справедливости ради, необходимо отметить, что последнее ему подходило в полной мере — он и сам до конца еще не определился в чувствах.

Далее следовала статусная политика — мужчина и женщина должны представлять один социальный слой, где, среди прочего, наличие равного материального положения играет ключевую роль. А с началом близких отношений, Алика, можно сказать, с одержимостью увлеклась идеей, сравняться с избранником по статусу — и в материальном, и в профессиональном плане. Этим же пунктом значилось — одинаково категоричное отношение к курению. Вот только с тем фактом, что Рамсес — коренной москвич, а она всего как несколько лет перебралась из глубинки в столицу, с этим уже ничего нельзя было поделать. С подобным можно лишь только смириться и обоим прикидываться, будто абсолютно все пункты наметившегося союза «согласованны» с теорией американского психолога — женщины.

Продолжался же перечень совсем непонятными ему суждениями по части любви. Он никогда не анализировал на эту тему, а просто — без сантиментов — знал, что есть любовь: разная, всякая. Но, когда он «столкнулся» с американским психологом-женщиной, ему показалось, что речь в книге идет о чем угодно, только не о браке и любви. А, допустим, о совместном времяпрепровождении по интересам, по расчету, в конце концов, по дальновидности, но никоим образом не о союзе по любви!