Лев Воробейчик - Absolvitor

Жизнь продолжалась.

А черный человек исчез. Минуту назад он, недвижимый, еще стоял на дороге – и вдруг растворился, оставив после себя послевкусие тайны и загадки, чувство опасности и неясности. Кто был он, зачем наблюдал, и наблюдал ли вообще – вопросы, мучавшие Авеля, то и дело вспыхивали в его мозгу.

День продолжался.

Авель – нет.

«Мир – это такое место, где никто не может чувствовать себя в безопасности», решил про себя Авель, стараясь отогнать подальше навязчивый образ. Вихрем промчалась мимо темноволосая красотка, одарив его ослепительной улыбкой, такой, что он и думать забыл обо всем другом.

День продолжался.

Авель поддался течению. Путь на работу не близок, и полон удивительных вещей, решил он. Утром 27–ого июля Авель МакФаллоу, как всегда, поехал на работу.

Убедившись, что Авель отъехал достаточно далеко, черный человек вышел из своего импровизированного убежища. Грудь под плащом тяжело вздымалась, легкий румянец покрыл его щеки, сквозь толщу очков можно было разглядеть удовлетворенный, блуждающий взгляд.

— Я нашел тебя, нашел – прошептал с придыханием незнакомец.

Дым наполнил сначала легкие, потом забил своим присутствием всю ротовую полость, и лишь потом вялой струйкой окутал багровое лицо Джима.

— Знаешь, Джим, — прикрыв один глаз, сказал Авель. – Даже диву даешься, как с твоей астмой можно еще и курить. Нет, правда, ты же и пары часов без ингалятора не сможешь!

— Скажи это моей бывшей, слабак – улыбнулся стареющий, «вечный» Джим Сэндер, — Уж она‑то покрепче тебя будет, и то такого себе не позволяла!

— Какого такого?

— Обсуждать мои легкие, конечно. Знал бы ты, какие я вещи проделывал с их помощью! На первом весеннем карнавале именно Большому Джиму отправлялся приз зрительских симпатий, да–да!

— Разве есть там такой приз? Кто в здравом уме мог оценить толстяка–астматика за сорок, Джим?! – вскинул брови в изумлении Авель.

Джим на секунду задумался. Лицо его вдруг просияло, ослепив Авеля улыбкой своих старых, покрытых желтизной зубов.

— Дети, конечно. Эти маленькие орущие существа, которые хотят лишь три вещи на этом чертовом сине–зеленом шаре: сладости, игрушки и воздушные, мать их, шары. Угадай‑ка, что из этого я могу им дать?

— Шары, видимо, — улыбнулся Авель. – Я понял тебя, Джим.

Большой Джим умер спустя 34 года. Умирая, он завещал своему сыну все, чем располагал в то время – тринадцатью долларами и ингалятором, самым первым, оставшемуся у него в виде реликвии. Большой Джим так никогда и не узнал, что случилось с Авелем потом. После того, как он понял.

После прозрения.

Но это будет еще нескоро, а пока еще они сидят в свой обеденный перерыв, курят синий «Честерфилд», подкалывают друг друга и строят планы на свое ближайшее будущее.

Авель не выдерживает:

— Джим, мне кажется, что наше время для беседы подошло к концу. Нет–нет, ты не подумай, мне правда нужно идти.

— Хорошо, Ав. Увидимся, может.

Авель улыбается. Он идет прямо к своей цели, к какой только может идти человек в свои тридцать лет – к душному офису, звонкам клиентов, начальнику и Люсии, привлекательной секретарше босса. Но, не пройдя и десяти шагов, он слышит крик позади себя:

— Авель! Эй, Авель!

Это зовет Джим. Обернувшись, он видит своего коллегу немного в другом свете: рубашка выбилась из брюк, глаза затуманены дымом, легкая одышка заставляет колебаться его рябое тело. Он выдает всего одну фразу, фразу, запомнившуюся ему надолго:

— Это великий день, Авель. Я чувствую это. Не упусти свой шанс!

И, оставив Авеля наедине со своими мыслями, Джим уходит, улыбаясь, прочь.

День продолжается.

На девятом этаже офисного здания 10/36B располагается их офис. Авель занимает в нем отдельную секцию, название ее броское и в то же время скучное до неимоверности: «А. МакФоллоу. Клиентская база и пр.».

Перед секцией, его секцией, сидит женщина. Она немолода, старше его и беднее, это видно по ее протертой сумке, далеко не модной теннисной обуви и по морщинам, испещрившим ее и без того некрасивое лицо.

На ее глазах выступают слезы.

Она пришла умолять.

Вздох. Авель – страховой агент. Авель возвращается с перерыва на работу.

Авель умирает в своей замкнутости рабочей среды.

Женщина что‑то говорит покойнику, вяло качающему ногой в такт ее усыпляющему голосу. Покойник что‑то отвечает ей про расчетные единицы и ошибки в системе. Женщина ошеломлена, ее морщины меняются, словно клубок змей, распутывающийся с хвостов самых ядовитых и опасных.

В глазах женщины что‑то меняется. Меняется навсегда.

По ней видно, как она разочаровывается в нем.

В нем и во всех остальных людях.

Авель лениво слушает словесный поток, льющийся из ее глотки. Слова вылетают со скоростью пули, жалят и без того погибшего менеджера, оставляют глубокие борозды в холодном теле неупокоенного трупа. Он не может обрести покой.

Его убийца – этот жестокий мир, в котором он и подобные ему играют роль палачей, сообщая о вынужденной приостановке выплат.

Авель – менеджер, занимающийся страховкой обычных граждан. Его работа – отказывать людям. Его работа – быть навечно проклятым и нелюбимым.

Мистер «извините, но не сегодня». Господин «без моей подписи твой муж останется без таблеток».

Товарищ «я твоя последняя надежда». Авель МакФаллоу.

Это даже забавно, если вспомнить его имя – поэтому на двери ее нет.

— Послушайте, миссис, — перебивает ее он, — Я понимаю, как тяжело вам было выбить эту страховку от профсоюза, но …

— Нет, послушайте вы! – в гневе кричит разъяренная женщина. – Я всю свою жизнь трудилась на это государство, мой муж, не покладая рук, строил эту страну – и что в итоге? Почему он должен мучительно умирать из‑за такого подонка, как вы?

— Я здесь ни при чем, — оправдывается Авель. — В мою сферу деятельности входит анализ документооборота, составляемого совершенно другими людьми. Моя работа – это делать заключения и ставить подписи, и все. Я хотел бы вам помочь, правда – но, к сожалению, я не в праве так подставляться – от моих заключений многое зависит.

— Нет, вы не хотите. Вам плевать. Вы – чертов менеджер чертовой страховой компании, в которую мой муж имел глупость обратиться несколько лет назад! Боже, и о чем мы думали? Мой отец всегда…

Бла–бла–бла.

Жизнь продолжается в этих душных стенах и за ее пределами. Люди приходят и уходят, моря затопляют города, палящее солнце выжигает редкие виды растений.

Кто‑то всегда должен умереть.

Покойник офиса номер 414 слушает поток грязи, льющийся на него.

-…Он придет. Он заставит вас понять, – сдавленным голосом произносит женщина, разворачиваясь к выходу.