Наталья Нечаева - Замри и прыгни

Отвернулась к темному провалу окна и заплакала.

Она проплакала всю дорогу. Вернее, не то чтобы проплакала, нет. Молча смотрела вперед, вряд ли что-то видя, а слезы просто все время текли из глаз. Она их даже не замечала, потому и не вытирала. Да и платок с собой, понятное дело, не захватила. Карелин же, изредка отрываясь от дороги и взглядывая на нее, конечно же, видел, как блестят в свете уличных фонарей от слез ее щеки, но предложить помощь не решался. Как-то десятым чувством понял, что женщину сейчас лучше не трогать. Лучше дать ей выплакаться, может, придет в себя.

Еще там, во дворе, когда она выскочила из парадной, сжимая в руках плащ, в домашнем халате и тапочках, Карелин понял, что у нее стряслась беда. И когда та, подбежав к нему, протянула ладонь за ключами, он молча и сильно приподнял ее от земли и усадил в свой автомобиль:

— Как вам такой за руль? Отвезу куда скажете. Я все равно покататься по городу хотел.

Не сопротивляясь, она съежилась на широком сиденье и замолчала. Карелин ни о чем не спрашивал. Молча ждал. Единственное, что его немножко смущало: он не знал, куда ехать. Понимал, что что-то крайне важное вырвало это удивительное существо из ночного домашнего уюта, бросило в его машину и теперь заставляло мчаться по спящему городу. Но поскольку адреса она не назвала и вообще с самого начала пути не сказала ни слова, он просто ждал.

Дорога была пустынной, светофоры, как один, воспаленно и одноглазо мигали желтым, поэтому до центра они добрались быстро, и теперь Карелин в четвертый раз объезжал главную площадь, ожидая, когда же женщина очнется от своих мыслей и скажет, наконец, куда ей, собственно, надо.

Часы на башне административного здания звонко отбили очередную пятнадцатиминутку, и Карелин, вздохнув, повернул на девятый круг.

— Что? Сколько уже? — вдруг вскинулась Зоя.

— Час сорок пять, — ответил Карелин.

— Поехали, скорей! — вскинулась женщина. — А то не успеем!

— Поехали, — согласился мужчина. — А куда?

— В милицию!

— В милицию? Зачем?

— Надо! Там… — Зоя прикусила губу, не зная, как объяснить. — Там… Мой брат. Ему плохо. Он витрину разбил, порезался, а ему димедрол нельзя, аллергия. А в два часа его в тюрьму посадят!

Карелин остановил автомобиль и ошарашенно уставился на женщину.

— Ваш брат попал в милицию? В какое отделение?

— Не знаю. — Зоя взглянула на спутника жалобно и робко. — Он с работы шел. Это тут, рядом, ну… где у вас машину порезали…

Карелин еще больше удивился. Он точно помнил, что места, где произошла та давняя история, не называл. С другой стороны, отделение милиции здесь, поблизости, было всего одно.

— Рита, — он пристально посмотрел на женщину. — Надо бы поточнее знать, где он находится. Времени и в самом деле мало.

— Лева! — радостно воскликнула женщина. — Лева знает!

Карелин, по-прежнему не сводя с женщины удивленных и непонимающих глаз, набрал Черного. Быстро переговорил. Развернул машину и понесся совершенно в другую сторону.

У дверей обшарпанного трехэтажного особняка на щербатых ступеньках курили отдыхающие милиционеры. Рядом стоял работающий «уазик», желтый, с яркой синей полосой.

— Подождите меня здесь, я сейчас. — Карелин властно прижал плечи встрепенувшейся было женщины к креслу. — С вами все равно никто разговаривать не станет. Скажите только, что нужно сделать?

— Забрать. Его, наверное, там избили, — Зоя заволновалась. — А он не может не дома. Он не привык. А если уколы…

— Понял, — прервал ее бессвязный монолог мужчина. — Ждите.

Его не было долго. Зое показалось — вечность. Она несколько раз порывалась выскочить из автомобиля и броситься туда, в светящиеся двери, за которыми томился израненный, больной, умирающий, ограбленный и униженный Володя. Однако предусмотрительный Карелин запер машину, а, как открыть ее изнутри, Зоя сообразить не смогла. Пришлось ждать.

В голове вставали картины одна страшнее другой. Окровавленный Рыбаков протягивал к ней руки, моля о прощении и пощаде. На него набрасывались бандиты с длинными ножами. И один из них, особенно жуткий, со светлыми лезвиями вместо глаз, вразвалку приближался сзади, чтобы нанести последний, смертельный удар. Всхлипывая, Зоя отгоняла видение, но тут же являлось новое: мертвый Рыбаков лежал в луже собственной крови, красная пена пузырилась вокруг черного рта. «Это все из-за тебя», — шептал он, вытягивая мертвый черный палец в сторону своей бывшей жены.

— Ну как вы тут, Рита? — заглянул в салон Карелин. — Надо подождать минут десять. Его в чувство приводят. Потом сразу и заберем.

— Он жив? — не веря, почти счастливо выдохнула Зоя.

— Конечно, — пожал плечами мужчина. — Только пьяный очень. И весь в порезах, да. Но не сильных, так, царапины… Короче, не огорчайтесь!

— Вы его видели?

— Нет. Вот выйдет, тогда и познакомимся.

— Сергей… — Зоя вдруг вспомнила, что у ее спутника есть имя. — Сергей… Простите меня за все.

— Да что вы, Рита, пустяки…

— Погодите… — Зоя нервно сглотнула. — Дело в том… Его надо отвезти домой. Пожалуйста…

— Конечно, — пожал плечами Карелин, словно это само собой разумелось. — Не брошу же я вас с ним тут. Довезу!

— Нет, — Зоя длинно и тяжело вздохнула. — Вы не поняли. Его надо отвезти к нему домой, а меня — не надо, я — сама.

— Действительно, не понял! Вы что, вообразили, что я могу оставить вас тут? Одну? Хорошего же вы обо мне мнения!

— Володя… Он мой брат. Сводный. Он живет тут, недалеко… А я живу отдельно. Ну… А помочь ему больше некому. Потому что никто не знает.

— Рита, — мужчина потер лоб, соображая, — значит, я отвезу его, потом вас.

— Нет! — Зоя испугалась. — Нет! Он не должен меня видеть! Я не хочу! Понимаете, мы в ссоре… Давно… И если он меня увидит…

— Так… — Карелин задумался. — И что же нам делать? Не могу же я, в самом деле, бросить вас одну тут в два часа ночи! Да и не хочу! С какой стати? Давайте вызовем ему такси.

— А если с ним опять что-нибудь случится? — запротестовала Зоя. — Пожалуйста…

— Вы так о нем беспокоитесь, — хмыкнул мужчина, — что мне даже завидно… Мне вот так с сестрой не повезло. В конце концов… — поймал взгляд спутницы, жалкий, растерянный, умоляющий, — мы его посадим на заднее сиденье, а вы просто не будете оборачиваться. Он в таком состоянии маму родную не признает, не то что сестру. Тем более, вы давно не виделись. Правильно я понял? Идет?

— Идет, — едва выдавила Зоя побелевшими губами, показывая на открывшуюся дверь райотдела. — Уже…

На крыльце, поддерживаемый коренастым пожилым милиционером, покачивался Рыбаков. Под яркой лампой дневного света, укрепленной над дверью, были ясно видны грязные брюки, темные пятна на светлой куртке. Щеки и подбородок Владимира Георгиевича крест-накрест перечеркивали ослепительные полоски лейкопластыря. На голове, словно стильная бандана, красовался широкий бинт. Кисти рук, которыми страдалец неровно взмахивал, чтобы удержать равновесие, тоже были перебинтованы.