Сергей Саканский - Когда приходит Андж

— Мой граф сентиментально-пасторальный и бледный тоном утренней луны, скажи мне, из какой чужой страны ты прибыл одиноко и печально? — и т. д. Закончив чтение, Анжела посерьезнела и испытующе глянула на Мэла:

— Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думаешь? Смотри мне в глаза!

Мэл вздохнул. Ее манера «читать мысли», никогда не угадывая правильно, раздражала его какой-то брезгливой жалостью. Анжела уставилась на него, морща лоб от напряжения, и Мэл отчетливо произнес про себя, клацнув языком по небу: «Вонючка!»

— Счас-подожди, — Анжела потерла лоб и, набычившись, повторила эксперимент.

— Ты жалкая навязчивая маленькая дура мне скучно паршиво с тобой я не хочу иметь через тебя неприятности сложности провались ты на месте вместе со своим монстром братом или я тебя удушу утоплю отравлю поганками зарою в парке и травку посею как тот комсорг школы шлепнул любовницу чтобы не портить характеристику и американская трагедия наверно симпатичная девчонка девятиклассница а ты шлюха дала мне как дала бы любому поскольку пришло время что называется любить…

Анжела отняла руки от лица и строго посмотрела на любовника. Ее глаза, от избытка косметики ставшие золотыми, сузились в щелочки.

— Вы плохо обо мне думаете, милорд! Вы считаете, что пиша такие слабые стишата, я никогда не стану настоящей поэтессой. Но не забывайте, что я женщина, а женские стихи сильны именно своей слабостью. А ваще… — Анжела провела ладонями по его волосам и хищно ущипнула за мочку уха. — Ваще твои помыслы чисты, они отдают серебром. Если бы ты знал, сколько гадости приходится видеть, когда попадаешь в скопление людей! Кто бы мне посоветовал, как распорядиться этим даром… Последнее время трудно ездить в метро, сидеть на лекциях. Я вижу их мысли как мультипликации маленьких человечков, а в метро они все улетают в темноту и там мультиплицируют, зловеще! Каждый все время бьет, убивает, топчет, мужчины рвут одежды женщин, и женщины не лучше, самые на вид милые… И всегда превращаются какие-то шары, кубы, какие-то подвижные рыбьи пузыри, внутри них — лица. Самое страшное, когда одно лицо превращается в другое… И редко бывает свет. Как у тебя. И у доцента по истории. И еще у немногих.

— Что же ты видишь у меня? — насмешливо спросил Мэл.

— Круги, — Анжела зажмурилась. — Серебряные круги и треугольники. А теперь инь и ян — как два червячка подползают, сплетаются и становятся шаром, значком с двумя точками. Два человечка. Это мы. Идем по набережной. Хм! А-а! Привет, Лешка! (Анжела широко улыбнулась и кивнула кому-то, не разжимая век) Вот прошел один мой одноклассник, руки в карманы… А ты — сильный! — Анжела обхватила голову Мэла и поцеловала в макушку.

— Вот что, — неуверенно начал Мэл, — скажи своему брату… — он осекся. Что именно скажи? Чтобы не обижал меня? Мэлу стало противно от жалости к себе.

— Я напишу ему, — встрепенулась Анжела. — Тебе чего-нибудь нужно?

— Зачем писать, когда он здесь?

— Где?

— В пизде! Он утром был у меня.

Анжела ошарашенно отшатнулась.

— Зачем ты меня играешь?

— Странный вопрос, — Мэл и вправду, будь он не живым человеком, а героем романа, подумал бы, не галлюцинация ли этот Андж, с его пистолетом, изничтожением четверых, перстнем из-под кровати…

— Он что, так и сказал, что он мой брат?

— Да, конечно. И еще он сказал, что он лейтенант.

— Издеваешься?

— Издеваюсь, — Мэл утвердительно кивнул. — Мне надоели эти постоянные приколы.

— Ну скажи, — рассмеялась Анжела, — как он выглядел?

— Как обыкновенный лейтенант КГБ, — зло сказал Мэл.

— А как его зовут?

— Андж.

— Верно, Андж! Да я же тебе и рассказала. Мэлор… Только ты не смейся.

Мэл рассмеялся.

— Мэл, ты скажи, что не будешь смеяться с меня? Обещай, тогда я скажу тебе кое-что. (Мэл поднял глаза к небу) У меня нет брата. Я все это придумала. У меня был отец и он погиб на машине в горах. И в этот день я придумала брата. Андж иногда приходит ко мне во сне…

— Я уже сказал, мне надоели твои постоянные приходы, то есть, приколы. Сегодня Андж приходил ко мне, наяву. И еще, вероятно, придет.

— Хватит шутить со мной, ты! — визгливо закричала Анжела. — У меня никогда не было никакого брата.

Мэл схватил ее за лицо и стал трясти, как только слово ТЫ, вспыхнув, прозвучало неким собирательным ругательством. Последнюю фразу девчонка проговорила сквозь его пальцы, особенно запомнился ему (до конца жизни, теперь уж недолго) ее рот — смятый меж пальцами — темнокрасный клюв птицы… Внезапно Мэла отпустило и он почувствовал в своих глазах слезы.

— Прости меня, — плача, простонала Анжела.

— Да нет, — сказал Мэл. — Это ты — прости меня.

Он поцеловал ее. От языка к ладони пробежал тепленький импульс.

— Не надо сейчас, — проговорила Анжела.

— Почему же не сейчас, — шепнул Мэл, не отнимая губ.

Он чувствовал сопротивлявшуюся одежду и гладкую кожу под ней, все его существо превращалось в осязание, широкие полосы осязания двигались по телу Анжелы, она перестала бороться и, шепотом стеная, сама вырвалась из платья, поймала болтавшийся шнур лампы и выключила свет. Мэл услышал, как шлепнулись его тапочки на пол, и тут же подумал, что не успел запереть дверь, ужаснулся, и в этот момент, как порой радио сообщает время, стоит только вспомнить о часах, раздался стук, тройной четкий стук, похожий одновременно на код Стаканского и Мыши, сразу же, не дожидаясь ответа, кто-то приоткрыл дверь, линия света, как валиком, накатилась на ковер, Мэл замер, боясь повернуть голову, на ковре, в желтозеленой полосе почесались одна о другую длинные теневые ноги, выступил из темноты и покачался образ Анджа, Мэл продолжал медленно входить в девушку, прикрывая ей рот ладонью, некто постоял на пороге, притворил дверь и гулко, как каменный гость, пошел по коридору. Мэл освободился от боли, выдохнул воздух, шагнул и тихо запер дверь, тонко чувствуя каждый скользящий щелчок замка.

Анжела сидела на кровати, обхватив колени. В комнате дурно пахло. Мэл закурил и украдкой вытерся.

— Кто же тогда сегодня ночевал у меня? — продолжил он, с шумом выпустив дым сквозь сжатые губы.

— По-моему, мы с тобой сегодня ночевали вместе… Ах, ты опять об этом? — Анжела беспокойно посмотрела.

— Анжелла, — тихо сказал Мэл, подумав, что, наверно, в третий, или даже второй раз за эти десять дней называет ее по имени, поэтому неуверенно употребил двойное, если даже не тройное «л», — не приходи больше сюда… Точка.

— Точка? — растерянно спросила Анжела.

— Точка, — уже спокойно подтвердил Мэл.

Она демонстративно забычковала свою сигарету, стала медленно одеваться. Мэл подумал: неужели вот так правда уйдет, без истерик? — он с любопытством смотрел, как девушка застегнула свой черный лифчик, нетерпеливо с гримаской дернувшись, когда крючок сразу не попал в гнездо, как она с синтетическим потрескиванием, шорохом да искрами натянула через голову юбку и широко расправила ее, деловито убрала спереди назад и бросила (ладно, если сама прибежит — приму) тяжелые волосы, светлые — даже в этой темноте… Мэл, в общем-то больше любил темных женщин.