Александр Торопцев - Охрана

– Да ну?

– Точно. На веранде. Соседи видели. Сначала хотели вмешаться, а потом видят, дело-то правильное, и остыли.

– Да, эта проблема есть. Но уж как-нибудь справимся.

– Согласен. Но, сам знаешь, сейчас на любое «как-нибудь» нужно сверху положить что-нибудь.

Николай угрюмо промолчал. Петр засуетился, будто сомневаясь, а можно ли и нужно ли говорить о главном.

– Короче, Степаныч, могу тебе дело предложить, работу надомную. Время-то у тебя есть. Семена развешивать, иной раз травку. Ты мужик свой. Если хочешь, поможем.

– Да нет, спасибо, – Касьминов ответил машинально, даже не сообразив, что предлагает ему бывший прапор. Он не желал от него никакой помощи, еще чего не хватало.

– Весы мы тебе привезем, раз в неделю будем товар доставлять…

– Нет, спасибо. Мне в Москве работу нашли. Дел будет невпроворот.

– Ну как знаешь, тогда мы с тобой ни о чем не говорили. – Петр обиделся, крикнул подходившему к гаражам знакомому: – Привет, Серега! – а Касьминову тихо сказал: – Зря отказываешься. К тебе по-людски… – И опять громко крикнул: – О, какую куртяху отхватил!

– Будь здоров! Привет, Серега! Пойду я, мужики. Завтра рано вставать. – Николай попрощался и медленно пошел домой.

Предложение бывшего прапорщика встревожило Николая Касьминова. Никогда раньше он и думать не думал, что этот парень из воронежской глубинки, так ловко зацепившийся за Подмосковье, может ему чем-то помочь. Не ждал он никакой помощи от этого нового прощелыги. А тем более – такой помощи! Семена развешивать и травку (и травку!). Понятно теперь, откуда у него спесь и деньги. На пяти палатках у станции двух детей да неработающую жену так не оденешь. А уж дом в трех уровнях не построишь и подавно. Братья ему помогли. Отцовские иконы продали. Ври да не завирайся. После дефолта не такие, как ты, свалились. Куханов и тот взвыл. Все коттеджи стоят недостроенные. Нет, построить он их построил, успел. Но внутреннюю отделку не закончил. Хорошо, говорит, авансы у заказчиков вовремя выколотил. Да с людьми рассчитался. А то бы порешили. Еще перед уходом со стройки Касьминова, заместитель Куханова, один из местных паханов Александр Егоров, таких корешей набрал – не стройка, а настоящий стройлаг. Одни урки, молдаване да хохлы.

Николай вошел в коридор, гулко застучали ступени.

Не нравились ему люди Куханова. Дела бывшего лыжника его не волновали, но, удивительно, забыть о стройке и о шабашниках Егорова он не мог из-за каких-то странных случайностей.

Однажды встретил в метро молдаван, хотел поздороваться с ними, но они виду не подали, шмыгнули в электричку. В другой раз он рано утром бывшего связиста увидел на выходе из городка. Поговорили накоротке. У связиста в глазах появилась какая-то робость. Эту робость Касьминов чувствовал и в глазах молдаван, хохлов. В следующий раз он встретил связиста уже не случайно. Тот сам пришел на гаражную улицу, хотя машиной он так и не обзавелся, и спросил у Николая робко и уважительно:

– Степаныч, вам там человек не нужен? Уволился я от Егорова, в смысле от Куханова. Характерами не сошлись. И потом они… – он воровато оглянулся и шепотом закончил свою мысль, – они там что-то не то делают. Егоров то и дело молдаван или хохлов куда-то посылает, что-то они где-то разгружают, приезжают гордые, ясное дело с деньгами. В общем, от греха подальше. Может, поможешь, Степаныч. Одна надежда на тебя. А там… влипнуть можно. Они же почти все сидели, вот в чем дело.

– Мне это знать ни к чему, – сказал Касьминов. – А с работой я тебе помочь не могу. У нас там очередь, пойми.

Было это перед самым дефолтом. Касьминов частенько встречал Куханова, не так часто Егорова, который оставил на стройке в начале девяносто девятого года одних молдаван да пару своих корешей, непонятно откуда приехавших. Работы у них в ту зиму было немного. Но объект они не покидали, жили в первом коттедже на первом этаже. В апреле, по теплу, перебрались во второй коттедж. Куханов радовался. Заказчик, краснощекий мордоворот с манерами бывшего маменькиного сынка, вдруг повзрослевшего на бешеных бабках, в целом дом принял, но потребовал кое-что переделать, оборудовать сауну в подвале, бильярдную и комнату для префа. За отдельную плату.

В конце апреля бригада устранила все недостатки, исполнила требования маменькиного мордоворота, и был пир. Егоров почему-то пригласил Касьминова. Они стыкнулись с ним на станции в десять часов. Николай возвращался из конторы. Машина Егорова – уставший от русских трясучих дорог недорогой «Ниссан» – мирно стояла около палатки. Касьминов также мирно, не спеша шел в сторону бетонки.

– Служилый, почему не здороваешься? – услышал он голос Егорова из передней дверцы иностранки.

– Привет, Саня! А я и не заметил!

– Садись, подброшу. – Егоров был щедр или совсем никуда не спешил, или дело у него какое-то появилось к бывшему майору (уж не то ли дело, о котором не так давно Касьминов вел разговор с бывшим прапором?).

Николай сел слева от водителя, машина, мягко переваливаясь с колеса на колесо, подобралась к бетонке и разогналась по апрельскому асфальту, уже соскучившемуся по теплой воде летних дождей. Говорили ни о чем. То есть о погоде. У ворот городка, уже давно не охраняемого, Егоров сказал, что сегодня у них пир по случаю окончательного расчета с первым заказчиком.

– Хочешь, приходи, – закончил он коротко. – Лишним не будешь. Ты у нас хоть и мало работал, но не последним человеком был. Не то что этот ваш связной.

– Не знаю. Нужно машиной заняться. Хочу к отцу съездить. Огород надо вскопать и картошку посадить, если погода хорошая будет. Старый отец-то стал.

– Успеешь, – в голосе Егорова послышалась командирская нотка. – Или зазнался совсем, большим человеком стал? Или коньячку с нами не хочешь махнуть, брезгуешь?

– Да нет, елы-палы. – Касьминов улыбнулся. – Ладно. Во сколько?

– Другой разговор. В шесть приходи.

– Приду. Пока. – Николай направился к воротам, почувствовал тяжелый взгляд Егорова, даже поежился, вспомнил предложение прапора Петьки и чуть было не повернулся, не вернулся к старому «Нисану», молча смотревшему в его спину холодными фарами, но сдержал себя, шаг не сбавил, подумал: «Елы-палы! Неужели Иван Егорович кому-то сболтнул о нашем разговоре?»

Машина все смотрела ему вслед, а он, поеживаясь, шел по асфальту, затем, будто опомнившись, свернул на тротуар, отгороженный от дороги липовой шеренгой. Его дети лет десять назад сажали эти липы на субботниках и уроках труда.

Машина за спиной, за бывшим КПП, еще не потеряв его из виду, тихо буркнула, развернулась в два приема, и звук ее спокойного движка быстро растаял в утренней прохладе.