Катарина Причард - Негасимое пламя

После небольшой словесной перепалки обвинитель, коротконогий красномордый полицейский, спросил с циничной улыбкой:

— Не состояли ли вы с матросом Дарра в отношениях настолько близких, что он…

Мэджериссон тотчас вскочил со своего места.

— Я протестую, ваша милость, против того, как сформулировал свой вопрос обвинитель Холли.

Грязный намек, содержащийся в словах «отношениях настолько близких» не ушел от внимания судьи.

— Возражение принято, — буркнул он.

— Мой вопрос, ваша милость, — обиженно заметил обвинитель Холли, — если мне позволят закончить его, — сводится к тому, признает ли обвиняемый, что ему было известно, в чем заключается преступление Дарра, и был ли он заинтересован в том, чтобы арест не состоялся.

У судьи сползли с носа очки, и он поглядел поверх них на обвинителя.

— Да, да, конечно! — произнес он успокаивающим тоном. — Но вы могли бы сформулировать свой вопрос, не делая упора на личные отношения.

Обвинитель Холли продолжал:

— Знали ли вы, почему полицейский сержант Холл должен был арестовать Дарра?

— Знал, — ответил Дэвид без малейшего колебания.

Обвинитель Холли, поняв, что его грязный намек не принят, удовлетворился тем, что спросил:

— Действительно ли вы желали, чтобы Дарра скрылся от преследования полиции, после того как он сбежал с судна?

— Да, — с готовностью подтвердил Дэвид.

— Сделали бы вы все от вас зависящее, чтобы предотвратить арест Дарра?

— До его ареста — да. После — пет. Я понимал, что в этом случае ему можно помочь лишь в пределах законности.

— На одних «да» и «нет» мы далеко не уедем, — едко произнес обвинитель Холли. — Все ясно, ваша милость. Вряд ли перекрестный допрос может дать еще что-нибудь.

Он сел на место.

Шарн сжала руку Мифф. Дэвид почувствовал, что напряжение его спадает, и улыбнулся им.

О чем, размышляла Мифф, думал ее отец, стоя перед судьей и слыша обращение «обвиняемый»? Шарн была убеждена, что Дэвиду никогда не доводилось до этого бывать в полицейском суде — собственно, он сам как-то сказал ей об этом. Сама Шарн была очень восприимчива к чужим страданиям, и сейчас ей казалось, что Дэвид должен внутренне корчиться от боли, слушая инсинуации сыщиков.

Мифф лучше понимала, как он мог заслониться от выпадов, оскорблявших его чувство порядочности. Для этого ему всего лишь нужно сохранять полную невозмутимость, и тогда вся эта грязь не коснется его.

Лицо Дэвида было спокойным и безмятежным, казалось, он не проявлял большого интереса к тому, что происходило в зале. Он внимательно изучал высокие оштукатуренные стены цвета кислого молока, потолок из дерева и такую же панельную обшивку высотой в рост человека. Он с любопытством разглядывал сводчатые окна за креслом судьи с косо висящими шторами и гипсовый герб, прочерченный пылью, торжественно провозглашавший всем своим видом, что правосудие в этом зале осуществляется в соответствии с законами Британской империи.

Шарн шепотом объяснила Мифф, что зигзагообразный рисунок над гербом, повторяющийся в рисунках, украшающих судейское кресло и скамьи свидетелей и адвокатов, символизирует норманнское происхождение и древность законов, на основе которых творится правосудие в зале суда.

Дэвид перевел взгляд на огромный портрет, висевший на стене справа от входа. На нем был запечатлен один из первых председателей полицейского суда эпохи королевы Виктории. Сквозь патину десятилетий он смотрел вниз, на происходящее в зале, и Дэвид, казалось, задавал ему вопрос: многое ли изменилось в этом зале за минувшие годы?

Во время перекрестного допроса Мэджериссон спросил сержанта Холла:

— Когда вы в первый раз подошли к Дарра, оказал ли он вам сопротивление.

— Нет.

— Значит, он не предпринял никакой попытки избежать ареста?

— Да.

— Тогда-то вы и сделали замечание, прозвучавшее оскорбительно для обвиняемого Ивенса?

Сержант Холл уклонился от прямого ответа.

Мэджериссон настаивал:

— Правда ли, что вы, обращаясь к обвиняемому, сказали: «Не исключено, что он тоже замешан в торговле наркотиками вместе с этим негодяем»?

— Обстоятельства побуждали сделать такое замечание, — ответил сержант Холл.

— И Дарра был так возмущен вашим замечанием, что попытался вырваться от вас? И вам ничего не оставалось, как снова схватить его?

— Верно.

— Но не прибегая к методам, на которые жаловался мой подзащитный и которые могут рассматриваться как применение грубой силы и превышение власти?

В этом месте в допрос с подчеркнутой резкостью вмешался судья:

— Вопрос о том, было ли допущепо превышение власти, предоставьте решать мне.

Мэджериссон все же вынудил сержанта Холла признать, что комната обвиняемого была подвергнута обыску без наличия ордера, лишь на основе подозрения, что там могут быть спрятаны контрабандные наркотики. Пачка сигарет с марихуаной, найденная в шкафу, была сочтена достаточным доказательством того, что подозрение это обосновано.

Сыщик Болл подтвердил показания своего начальника. Белый пластырь, наклеенный на смуглую щеку под правым глазом, усиливал эффект от его показаний о зверском нападении со стороны обвиняемого. Накануне ночью доктор наложил пять швов на рану и рекомендовал освободить его на несколько дней от исполнения обязанностей.

Для допроса Болла поднялся Мэджериссон. После целого ряда безобидных и, по всей видимости, бесцельных вопросов, он мягко спросил:

— Сколько вы тянете на весах, констебль Болл?

— Восемьдесят килограммов.

— И я полагаю, вы достаточно натренированы в приемах самозащиты, столь необходимых на полицейской службе?

— Конечно.

Судья опять прервал Мэджериссона. Он снял очки, протер их и, вновь водрузив на нос, проговорил:

— Не вижу, какое это имеет отношение к делу, мистер Мэджериссон. — В голосе его звучало нетерпение.

— Прошу вас, ваша милость, взгляните на обвиняемого. Он не производит впечатления сильного человека и давно вышел из юношеского возраста.

— Да, да, в этом нет сомнений, — раздраженно ответил судья.

— Мой подзащитный явился свидетелем грубого обращения сержанта Холла с юным матросом Дарра и протестовал против этого. И когда констебль Болл применил насилие, арестовывая его самого, обвиняемый, опасаясь телесных повреждений, прибег к хорошо известному приему дзюдо для защиты от более тяжелого по весу и сильного противника.

— Это не оправдание для действий такого рода, мистер Мэджериссон, — язвительно перебил его Струтерс.

— Я и не оправдываю этих действий, — ответил Мэджериссон. — Но считаю необходимым объяснить, почему мой подзащитный был вынужден использовать прием дзюдо, которому он обучился в юности.