Катарина Причард - Негасимое пламя

Но вот над ним нависли серые каменные стены огромной тюрьмы Пентридж, отгораживающие от мира исковерканных неволей узников, столпившихся на тюремном дворе. Оп явственно видит обращенные к нему лица, лица жалких созданий, искаженные злобой и безумием, лица фантастических чудовищ, хромых, кривых и горбатых; а посреди двора высится только-только выкрашенная в голубой цвет виселица.

И снова он слышит какофонию из криков, воплей и брани на Ярра-Бэнк в тот воскресный день: эхом отдается в мозгу непристойная ругань, глумливые насмешки, пронзительные вопли, крики его защитников, пытающихся урезонить хулиганов.

И снова в голове отзывалось:

— Голову проломлю, сволочь!

— Мы хотим слушать Ивенса, а не вас!

И издевательский вопрос:

— Как насчет твоего мальчика, Дэйви?

Он содрогнулся от скрытого в нем отвратительного намека. И наконец завершающий вопль:

— А ну-ка, подбавим ему еще?

Снова, как и тогда, Дэвид погрузился в хаос разноречивых чувств, и его охватило отчаяние от сознания своего полного бессилия: он бессилен совладать с бесчинствующей толпой, бессилен совладать с собственными мыслями. Не выдержав напряжения, он вновь провалился в пучину небытия.

Беспорядочные бредовые видения вихрем проносились в мозгу, мучая и истощая Дэвида. Весь в холодном поту от непрерывно преследующих его кошмаров, он часами метался по постели, не различая дня и ночи.

Спустя неделю бредовые кошмары оставили его, и он впал в полную апатию, словно, измерив всю глубину постигшего его поражения и позволив отчаянию завладеть собой, он смирился с невозможностью выздоровления и почувствовал неотвратимое приближение смерти.

Иногда, когда горячечный бред отпускал его, а тьма хаотических видений отступала, он встречал устремленные на него глаза Шарн. Полные тоски и боли, они молили Дэвида не покидать ее, пытались взглядом удержать его, не дать снова уйти в тьму небытия. Он не знал, что ежедневно все приемные часы она безмолвно просиживала у постели, держа его за руку.

— Кто эта девушка? — спросил как-то Нийл у сопровождавшей его сестры; при их появлении Шарн поднялась со стула и отошла в сторону.

— Не знаю, — ответила сестра. — Должно быть, приятельница вашего отца. На мой взгляд, ее присутствие действует на него очень успокаивающе.

Нийл был предельно внимателен к отцу во все время его пребывания в больнице. Однако выздоровление шло гораздо медленнее, чем он ожидал, и у него явилось подозрение, что виной тому глубокая апатия, в которую погрузился Дэвид и из которой его необходимо вывести.

— Брось валять дурака, папа, — сказал он деланно сердитым тоном. — Что ж ты меня подводишь! Возьми-ка себя в руки и прояви характер!

Голос Нийла дошел до Дэвида откуда-то очень издалека, разорвав на миг окутавший его мрак.

В тот день Нийл впервые заговорил с Шарн.

— Постарайтесь расшевелить его, — сказал оп. — Попробуйте пробудить в нем желание жить.

— Я постараюсь! — В ее голосе прозвучала страстная решимость помочь Дэвиду.

Чуть позже Дэвид открыл глаза и встретился с пристальным взглядом Шарн.

— Ну очнитесь же, Дэвид, — молила она. — Вернитесь к жизни! Вы должны жить хотя бы ради меня!

Он улыбнулся ей. Мучившие его видения куда-то отхлынули. А затем постепенно стала возвращаться ясность мышления, и скоро он уже относился к пребыванию в больнице как к небольшой передышке — отдыху от неотложных проблем, за решение которых он взялся.

Когда Шарн привела к нему Тони, он уже сидел в кресле.

Топи рассказал, что вышел из тюрьмы несколько месяцев назад. Он заходил в больницу справиться о здоровье Дэвида, но вскоре после этого его судно ушло в плаванье. И вот впервые выпал случай повидаться. Дэвид с удовольствием смотрел на здоровое, загорелое, улыбающееся лицо Тони.

— У меня все как нельзя лучше, мистер, — улыбаясь во весь рот, сказал Тони. — И работа есть и подружка — дочка Тэда Диксона.

Когда пришло время выписывать Дэвида из больницы, Шарн попросила Нийла разрешить ему пожить уши с теткой. Если же он против, — то у Мифф. Все лучше, чем везти его сразу к м-с Баннинг.

— Моя тетя, миссис Уорд, вдова, — объяснила она. — Мы живем одни. У нас старый дом в тихом районе города.

— Я знаю, Мифф с радостью заберет папу к себе. — Нийл обдумывал предложение Шарн. — Но ведь от ев шалунов не видать ему покоя. Конечно, тихий район несравненно лучше для выздоравливающего. При одном условии, — шутливо добавил он. — Обещайте не подстрекать его выступать на митингах или ввязываться в драку с полицией.

— Неужели я произвожу такое впечатление?! — негодовала Шарн, пересказывая разговор Мифф.

— Не обращай внимания, — рассмеялась Мифф. — Нийл у нас бывает несколько бесцеремонен, а вообще-то он хотел сказать, что, по его мнению, ты имеешь несомненное влияние на отца.

Когда Нийл в следующий раз увиделся с Дэвидом, тот сидел в уютной гостиной старого дома, о котором говорила Шарн, с выцветшими акварелями на стенах и ситцевыми чехлами на креслах.

Открытые окна выходили в старый заброшенный сад, вдоль улицы шелестели молодой весенней листвой деревья. Комнату и подоконник, на который Шарн поставила вазу с цветами, заливало яркое солнце.

— Вот видишь, до чего ты довел себя, — заметил Нийл, остановившись возле мягкого дивана, покрытого выцветшей потертой парчой, на котором сидел в подушках Дэвид.

Нийл пододвинул себе кресло и развалился, довольный явным улучшением в состоянии пациента. Но Дэвид решил не сдаваться без борьбы.

— Важно одно — удалось ли мне сделать хоть что-то из задуманного мною.

— Я прямо поражаюсь, как у тебя хватает терпения: ухлопать столько сил и труда и почти никаких результатов, — словно нехотя сказал Нийл. — Ты по-прежнему убежден, что игра стоит свеч?

— Более, чем когда-либо; это единственная игра, ради которой стоит жить. Шарн уверяет, что у меня в душе горит негасимое пламя. Цитирует при этом Криса Бреннана. Помнишь его стихотворение, в котором он говорит о негасимом пламени жизни?

— Ну, уж у тебя-то оно не погасло!

Нийлу не хотелось продолжать разговор; он встал и посмотрел на отца.

— Кстати, папа, — небрежно заметил он, — пора мне вернуть тебе деньги, которые ты одолжил мне перед свадьбой.

— И не вздумай, Нийл. Ничего ты мне не должен, это был мой тебе подарок к свадьбе.

— Я знаю, — ответил Нийл, — но теперь я могу вернуть их, и мне бы очень хотелось это сделать.

«Как раздался и раздобрел Нийл, — подумал Дэвид, — что-то в нем появилось чужое — вылощенный, вежливый, с авторитетным видом, который идет ему не меньше прекрасно сшитого костюма». Вставая, Нийл поддернул сначала одну штанину, потом другую, поправляя складки элегантных брюк. Потом поднял с полу докторский саквояж для экстренных вызовов.