Алексей Поляринов - Пейзаж с падением Икара

– А разве папа вас не предупредил?

– Видимо, нет. А кто ваш папа?

– Дмитрий Михайлович. Марейский.

Я поперхнулся.

– Вы – его дочь?

– Ну да, а что вас удивляет?

– Ничего, просто… как вы узнали, где я живу? Я ведь только сегодня утром вещи перевез.

Анна улыбнулась, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.

– В этом весь он. Знать – его кредо. Коробки в машине, идемте.

Через семь минут в коридоре стояли две коробки, набитые архивными документами, фотоальбомами – то есть тем самым барахлом, среди которого мне предстоит искать связь между мертвым художником и его предполагаемым внуком. Коробки были необычайно тяжелыми, и, затащив их в квартиру, мы долго не могли отдышаться.

– Сколько вам лет? – вдруг спросила Анна – видимо, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Искусствоведов, как и женщин, не принято об этом спрашивать, – ответил я.

– Понимаете, я ожидала увидеть седеющего профессора, а вы… вы…

– Вас смущает отсутствие у меня седины?

– Н-н-нет. Просто я читала вашу книгу.

– И?

– Мне не понравилось.

– О… даже так?

– Да. По-моему скукотища, – она заглянула в одну из коробок, достала серую, затертую папку и стала листать ее. – Скажите, вы правда думаете, что папа может быть внуком этого художника, Дмитрия Ликеева?

– Нет, – сказал я.

Она улыбнулась.

– Вы чересчур честны.

– Вы тоже.

– Но если вы не верите в его фантазии, зачем тогда согласились?

– Деньги.

– Неправда, – она покачала головой. – Людей, которых легко купить, он презирает. Если он заключил с вами сделку, значит, вы отвергли все его подачки и – завоевали уважение, – она внимательно разглядывала меня. – Он ведь предложил вам что-то большее, чем деньги, нашел вашу болевую точку, верно? А чем это пахнет?

– В смысле?

– Запах, – она потянула носом. – Что-то горит.

– Ч-ч-черт! – Я метнулся на кухню и открыл духовку, в лицо ударил горячий дым. Обмотав руку полотенцем, я вытащил противень и грохнул его на стол.

– Нужно открыть окно! – я дернул за ручку, но рама не поддалась. Еще раз! Еще! – заклинило.

– Дайте я! – она оттолкнула меня и одним рывком распахнула створки. Дым потянулся на улицу.

– Что это было?

– Это… курица. Была, – сказал я, глядя на обугленную корочку.

– Вы умеете готовить?

– Немного.

– Надеюсь, в живописи вы разбираетесь лучше, чем в кулинарии. – Интонация ее была отнюдь не похвальной.

– Что-то я не понимаю, – сказал я. – Вы пришли сюда поворчать? И книга вам моя не нравится, и кулинарные таланты раздражают.

Повисла тишина. За окном прокатилась сирена скорой помощи.

– Нет, извините, – смущенно, почти шепотом, сказала она. – Дело не в вас, это все отец. Я приехала сюда, чтобы посмотреть на вас. Я надеялась, что вы шарлатан, который под предлогом идиотского расследования пытается стрясти денег с моего отца. Но вы, я вижу, и сами не в восторге от всей этой чехарды.

Я ничего не ответил, лишь пожал плечом.

– Я зла на него, понимаете? Простите, что сказала плохо про вашу книгу. На самом деле она мне понравилась. Я почти ничего не поняла, но историю жизни Ликеева вы описали очень интересно.

– Ну, спасибо… наверное.

Она села за стол и долго смотрела на кремированную курицу. Я сел напротив.

– А что не так с вашим отцом?

– В последнее время – все. Он стал ужасно мнителен с тех пор, как отошел от дел. Ему почему-то кажется, что он скоро умрет. И еще эта навязчивая идея о восстановлении генеалогического древа. Он и раньше тратил много сил, пытаясь найти «связь поколений». Но это были короткие периоды. А потом он прочитал вашу книгу, и его увлечение превратилось в настоящую одержимость. Он боится умереть сиротой, понимаете? – она посмотрела мне в глаза и вдруг сказала. – Отвернитесь.

– Что?

– Я говорю: отвернитесь.

– Зачем?

– О господи! Вам что, сложно отвернуться на пару секунд или закрыть глаза?

Я устало вздохнул и закрыл лицо ладонями.

– Всё, открывайте.

Я раздвинул пальцы и увидел в самом центре круглого стола, рядом с обугленной курицей цилиндр – точнее, пачку денег, скрученную в цилиндр и перетянутую синей резиночкой.

– Это что?

– Ваша премия.

– За какие заслуги, если не секрет?

Она облизнула губы, набираясь смелости, потом заговорила очень быстро, проглатывая знаки препинания:

– Я хочу чтобы вы в самое ближайшее время нашли все нужные доказательства даже если их не существует придумайте их главное чтобы они были максимально достоверны чтобы папа вам поверил.

Повисла тишина.

– Позвольте, я уточню: вы просите меня фальсифицировать доказательства?

– Я просто хочу, чтобы мой отец обрел покой.

– И для этого я должен солгать ему, так? Забавно, я ведь только вчера читал лекцию о фальсификациях, и вот теперь…

– Послушайте, Андрей, я больше всех заинтересована в вашем успехе. Но вы сами три минуты назад признались мне, что не верите в папину теорию. Поэтому я и прошу вас об услуге.

Я долго смотрел ей в глаза.

– Скажите, вы читали «На дне» Горького?

– А какое это имеет значение?

– Да так… просто спросил, разговор поддержать.

– Давайте опустим диалог, связанный с моральными аспектами лжи, – она пальцем подтолкнула денежный цилиндр в мою сторону. – Я как-нибудь переживу это. Сейчас у меня другая цель: я хочу, чтобы он успокоился. И я вижу лишь один способ добиться этого – дать ему утешение. Пусть и ненастоящее, зато оно погасит его одержимость – для меня это гораздо важнее. Решайте. У вас десять секунд, – под давлением ее длинного розового ногтя денежный цилиндр упал на бок и покатился в мою сторону.

Я накрыл его ладонью и сказал:

– Хорошо. Называйте меня «Лука».

***

Когда дверь за Анной захлопнулась, я тут же набрал номер ее отца.

– Ал-ло?

– Вечер добрый. У меня только что состоялась необычная беседа с вашей дочерью.

– С Анной? Она еще у вас?

– Ушла две минуты назад. Передала деньги и ушла.

– Какие д-деньги?

– Даже не знаю, как объяснить. Я бы назвал их «тридцатью серебряниками», но в этой пачке их явно больше тридцати, да и к серебру они отношения не имеют.

– К чему вы клоните?

– А что здесь непонятного? Ваша дочь только что заплатила мне за фальсификацию вашего генеалогического древа. И я согласился. Извините. Слишком уж велик был соблазн. У меня с деньгами сложные отношения – я, знаете ли, деньгозависимый, можно даже сказать «деньгоголик».

Он долго молчал.

– А зачем в-вы мне об этом раск-к-казываете?

– А вы догадайтесь.

Снова пауза – и его улыбающийся голос:

– Я вп-п-печатлен. Как вы п-п-поняли, что это п-п-проверка?

– А я и не понял. Сначала. Но потом вспомнил, что наше знакомство началось с тройной лжи.