Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

— Давай поедем куда-нибудь вдвоем на машине, Эйб, далеко-далеко, вдвоем — ты и я.

— Тебе хочется поехать в какое-нибудь определенное место?

— Нет, просто мне было бы приятно прокатиться.

— Тебе в самом деле очень хочется поехать?

— Да, Эйб, только вдвоем с тобой.

И тогда он усаживал ее в машину и на большой скорости мчал куда-нибудь к бухте Хаутими и Чэпмензпик, не проронив ни единого слова за всю дорогу. Она возвращалась домой расстроенная и обескураженная, с ощущением какой-то невосполнимой потери. Вот тогда ее сердце начинало барахлить. А он, бывало, закроется у себя в кабинете и часами слушает одну пластинку за другой. Иногда по вечерам он уходил и возвращался на рассвете. Возможно ли, чтобы он обманывал ее? Может быть, он бывает у какой-нибудь приятельницы? Он никогда не отвечал на ее расспросы. И все чаще коротал вечера в одиночестве, слушая музыку.

Возле дома остановилась машина. Ее слух мгновенно напрягся. Щелкнул ключ в замочной скважине, потом послышались знакомые шаги.

— Это ты, Эйб?

— Да, мама.

— Зайди, пожалуйста, ко мне.

Она слышала, как он прошел в ванную и отвернул кран. Затем, вытирая руки о носовой платок, вошел к ней в комнату и остановился в дверях. Она с первого взгляда поняла, что он чем-то недоволен.

— Присядь рядом со мной и давай поговорим.

Он покорно опустился в кресло, ничего не отвечая.

— Что случилось, Эйб?

— Ничего.

— Я вижу, что-то случилось.

— Ничего, мама. Пожалуйста, не волнуйся.

— Это связано с политикой?

— Я устал и хотел бы лечь спать.

— Ты не можешь уделить несколько минут своей старой матери?

— Я очень устал.

— Хорошо, Эйб.

Она повернула к нему лицо, и он холодно поцеловал ее в щеку.

— Покойной ночи, мой мальчик, хорошего тебе сна.

— Покойной ночи.

После этого она долго еще не могла уснуть. Судя по всему, надвигается очередной сердечный приступ. Если бы только мальчик не был таким скрытным, проявлял больше чуткости и отзывчивости. Почему бы ему не быть таким, как Эндрю Дрейер? Вот уж милый человек. Воспитанный и внимательный. Должно быть, из очень хорошей семьи. Ну что ж, каждый должен нести свой крест. О том, чтобы снова уснуть, не могло быть и речи. Еще одну ночь предстоит лежать на спине и смотреть в потолок. Она все еще не спала, когда зазвонил телефон. Из спальни ей было слышно, как Эйб щелкнул выключателем и стал с кем-то разговаривать. Потом он сам позвонил куда-то. Она не могла разобрать, о чем он говорил и с кем. Долго лежала она в напряжении, ожидая, что он вот-вот войдет к ней. Должно быть, что-то случилось. Недаром он вернулся расстроенный. Эйб тихо постучал в дверь.

— Ты не спишь, мама?

— Не сплю, Эйб.

Он вошел и зажег свет. Он был в костюме, в одной руке — чемодан, в другой — плащ.

— Я должен немедленно уйти из дому, мама.

— Почему? Куда? — в замешательстве спросила она.

— Меня только что предупредили по телефону, что полиция арестовывает всех, кто у нее на подозрении. Самое разумное для меня — немедленно уехать.

— Но куда ты поедешь?

— Лучше, если ты не будешь этого знать.

— Но я имею право знать, мой мальчик.

— Пожалуйста, мама, положись на меня. До свидания. До скорой встречи.

— Береги себя, Эйб.

— Не беспокойся. Завтра позвоню.

Он наспех поцеловал ее, потом она услышала, как он включил мотор и машина тронулась с места. Первым ее побуждением было попытаться остановить его. Упросить вернуться и не покидать ее. Но тут же она спохватилась: надо во что бы то ни стало успокоиться, потому что грудь пронзила острая боль. Сердце отчаянно забилось, ей стало трудно дышать. Ее единственный сын — и так к ней относится. Ведь она пожертвовала ради него всем. Посвятила ему всю себя. Куда он поехал? Где будет жить? Она легла на спину, стараясь дышать ровнее. Почему он не относится к ней, как подобает сыну? «Завтра позвоню». А что, если он забудет позвонить? В парадную дверь громко постучали. И тотчас же зазвонил звонок. Она с трудом поднялась, нащупала ногами домашние туфли. Едва переводя дыхание, натянула халат. И все это время по дому разносился громкий стук и звон. Она открыла дверь и перед ней предстали два сыщика в штатском.

— Здесь живет Эйб Хэнсло?

— В чем дело? — Она почувствовала, что у нее цепенеет в груди.

— Где он?

— Его нет дома. Он ушел. И еще не (вернулся, — выпалила она единым духом.

— Прочь с дороги, — скомандовал один из сыщиков.

— Вы не имеете права входить в мой дом!

Она попыталась захлопнуть перед ними дверь. Но они толкнули так сильно, что она упала на пол. Ее мучило удушье, она стала белой как полотно. Второй сыщик, тот, что помоложе, взял ее под руку и проводил в спальню. Она тяжело опустилась в кресло. Грудь готова была лопнуть, тело покрылось холодной испариной.

Полицейские начали тщательный обыск, переходя из комнаты в комнату. Она ничего не понимала. Только чувствовала ужасную боль в груди. Если бы только было легче дышать! По лицу градом катился пот. Спустя некоторое время сыщики снова появились в спальне.

— Где же твой сын?

— Не знаю, — с трудом выдавила она.

— Когда он ушел из дому?

— Он сегодня не возвращался.

— Перестань говорить чепуху.

— Он не возвращался.

— Тогда кто же, черт побери, спал в его постели?

— Не знаю.

— А почему открыт настежь шкаф?

— Не знаю.

— Почему у него в комнате горит свет?

— Не знаю, не знаю, не знаю.

— Лучше скажи все как есть, а то мы тебя в тюрьму посадим. Где он?

— Не знаю.

— Хочешь подумать об этом в камере?

— Оставь ее в покое, — сказал младший из двух. — Все равно от нее не добьешься толку.

— Ну хорошо, да поможет ему бог, когда мы все-таки найдем его. Завтра ты увидишься с ним?

— Не знаю, — повторила она.

После того как они ушли, она продолжала сидеть в кресле, согнувшись в три погибели от боли. Теперь ее дыхание стало совсем слабым и прерывистым, в висках глухо стучало. Тело взмокло от пота. Она сделала попытку подняться с кресла, чтобы позвонить Флоренс, но не смогла.

— Видит бог, это правда. Я не знаю. Правда, Эйб, я не знаю. Не знаю. Не…

Она так и не закончила фразу. Повалилась в кресло, запрокинув голову с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.

Днем к ней приходили знакомые и тщетно стучали в дверь. Дважды звонил телефон, но мертвая женщина продолжала сидеть в кресле. Она по-прежнему смотрела в потолок, и ее одутловатое лицо было искажено болью.

Эндрю старался поудобнее устроиться на заднем сиденье автомобиля, но любое положение причиняло невыносимую боль. Глаза по-прежнему жгло, и он попробовал сосредоточить взгляд на Руфи. Она смотрела прямо перед собой и упорно молчала. Эндрю беспокойно заерзал. Ему было очень неудобно в дамском халате, накинутом поверх нижнего белья, который к тому же едва сходился на нем. Над самым Коммоном, точно одеяло, простерся густой туман, и Эндрю поежился от холода. Странно, только что в квартире Руфи он изнемогал от жары. А может быть, ему только казалось, что жарко. Через открытое переднее окно в машину врывались потоки холодного воздуха.