Сергей Залыгин - Тропы Алтая

— Значит, сила.

— А как же.

Зазвонил телефон, Лопарев снова снял трубку:

— Минут через двадцать освободится!

— А ведь может быть — по личному?.. — сказал Саморуков, вытирая пальцы газетой.

— И по личному обождут. Вот еще что скажи, — задумчиво спросил Лопарев, — вот ты индустрию на своей ограде развиваешь, а энергетика? Топливо на движки из Бийска возишь или с Туэкты? Бешеные деньги платишь?

— Узкое место! — вздохнул Саморуков и даже как-то сник, живое выражение с его некрупного, в веснушках лица исчезло, он стал сосредоточен. — Самое узкое. Отсюда — себестоимость продукции. Отсюда же — автоколонну надо содержать, для транспорта горючего, ей-богу! А тут с деловой древесиной не управляемся возить!

Здесь, в этом месте разговора, Рязанцев стал весь внимание: еще как только в кабинет вошел Саморуков, он чем-то напомнил ему заведующего райкомхозом и встречу на разрушенной плотине в Усть-Чаре. Только Райкомхоз был каким-то более мягким, податливым и даже лиричным, а этот был очень живой, предприимчивый, наверное, и жуликоватый. Рязанцева до сих пор тревожили вопросы, на которые он не смог ответить Райкомхозу и управляющему банком. И вот все повторяется сначала — опять те же вопросы.

— Общее положение на Алтае, — сказал Рязанцев. — Источники энергии на каждом шагу, а использовать невозможно. Очевидно, надо ждать большой электрификации, ГЭС на Бии или Катуни.

— Ждать надо. А нынешний день куда денешь? — сказал задумчиво Лопарев и потер ладонью лоб.

— Вот и в Усть-Чаре тоже… ГЭС разрушена, жидкое топливо возить далеко и дорого, дрова чуть ли не сорок рублей за кубометр… — И, сказав это, Рязанцев даже почувствовал какое-то облегчение: «Кто и что на это сможет ему ответить?»

Саморуков вытер пальцы и бросил газету в корзинку.

— Там, в Усть-Чаре, лесхоз ничего не придумает. Там Бородкин за главного — ученый шибко, все в газетку факты пишет. Про охрану лесов! — и кивнул на корзину.

— А вы придумаете? — спросил Рязанцев.

— Так ведь куда денешься? Жизнь, она заставит! А вот с ним, с Михалом Михалычем, вдвоем, даже определенно смараковали бы. А? Михал Михалыч? Или ты тоже в ученые подался? Нынче, брат, все в теорию. А на кого же практику покинули?

— Вот что, — проговорил задумчиво Лопарев. — Если так: порубочные остатки и отходы производства не возить, а сжигать прямо на лесосеке или на производственной площадке? В локомобиле. От локомобиля — генератор. Трехфазный. Линия передачи — сюда. — Лопарев постучал по стеклу письменного стола. — Тут — трансформатор и моторчики. Ясно?

Рязанцев словно в первый раз увидел ушастую голову Лопарева, его приплюснутый нос и угрюмоватые сосредоточенные глаза…

Саморуков же вдруг засмеялся, хлопнул себя по коленкам, а потом Лопарева по плечу.

— Я же говорил: «Мы с ним вдвоем…» Да что там! Я Лопареву всегда толковал: «Зачем тебе теория, когда ты практически способен решать?» Только вот что, Михал Михалыч, все это электрическое хозяйство и особо линию передачи мне не поднять! Считай семь, а то и все десять километров — не поднять! Надорвусь.

— Тогда кооперируемся с райкомхозом, — сказал Лопарев. — Согласуем с ним фазы, напряжение, и — порядок! Они нам днем подбрасывают моторную энергию, мы им ночью — осветительную.

— Ежели дело выгорит, враз развернусь на полную катушку! Р-развернусь! — серьезно сказал Саморуков.

— Не развернешься… — пожал плечами Лопарев. — Не очень.

— Почему это?

— Да так… Так думаю.

Саморуков вопросительно поглядел на Лопарева и что-то стал соображать.

— Слушай, Лопарев, зачем ты ко мне приехал? Зачем он приехал? — спросил Саморуков еще и у Рязанцева.

Лопарев на вопрос Саморукова не ответил, сам спросил:

— Подсобное предприятие развертываешь — так. Под-соб-ное! А лесные культуры? А возобновление? А лесосеки как отводишь — через пень колоду, с полным доверием к лесникам?! А семена не заготовляешь? Ты что же, леспромхоз или лесхоз? Ты кто?

Саморуков, ничуть не задумываясь, ответил:

— Я, брат, хозяйственник! Ясное дело и понятное: хозяйственник. И меня подсобным предприятием стимулируют. Говорят: «Это твой стимул».

— И премии дают…

— А без премий на кой черт мне стимул? Мы, брат, в теории тоже кое-что схватываем. По академику Павлову: «Стимул» — значит, у меня и у всех моих лесников рефлекс враз срабатывает. Безусловный!

— Ладно, — махнул рукой Лопарев. — Это еще посмотрим — безусловный или условный. — И вдруг неожиданно спросил: — Алтайский язык знаешь?

— Какое! Русский скоро забуду, на один хозяйственный перейду: «Ты — мне, я — тебе! Я — тебе, ты — мне!» Все!

— А надо знать… Надо легенды алтайские изучить. Поверия. Пословицы. Все, что касается леса, на алтайском языке.

— А вот я хотя и хозяйственник, но скажу: современность у тебя где, товарищ Лопарев? Легендами заниматься, а современность что же — обождет? Это как получается? Товарищ ученый?

— Получается так: современность, она везде. И с нами, и за тысячу лет до нас. Везде, если ее искать.

Саморуков помолчал и вздохнул:

— Значит, меня зажимать будешь вот так? — показал кулаком как.

— Крепче…

— Ты зажмешь! С тебя хватит по старой дружбе! Знаю я вашего Лопарева, — кивнул Саморуков Рязанцеву и еще раз — Андрею. — Ну так что же, зачем вы его ко мне привезли?

Рязанцев и Андрей молчали, и Саморуков спросил:

— Михал Михалыч, догадался я?

— Может, и догадался… — согласился Лопарев.

— Что же твои дружки все еще секрет делают? Да что там, за мной не станет, я это дело отмечу как надо! А расчет ваш правильный: суббота. — И Саморуков, встав и перегнувшись через подоконник, крикнул в ограду: — Антоныч! Эй, Антоныч!

— Чо тако?.. — отозвался густой неторопливый басок.

— Флягу отвезли?

— Отвезли…

— А привезли?

— Привезли….

— Порядок полный?

— А как ешшо-то — полный…

— Зайди-ка сюда!

— Чо тако?

— Зайди, зайди!

Почти тотчас по коридору раздались быстрые шаги и распахнулась дверь. Человек всего лет около тридцати, смуглый и кудрявый, в форменной фуражке, в клетчатой рубахе навыпуск оглядел приезжих и сказал тем самым басом, который только что слышался со двора:

— Знакомые будем!

Это было так неожиданно, что Рязанцев и Андрей переглянулись и засмеялись, а Саморуков был очень доволен произведенным эффектом и сказал:

— Антоныч наш! Командир всему конскому поголовью и первый хозяин на ограде! Вот глядите, какой нынче на Алтае кержак пошел: одет по моде, девкам-бабам смерть, курит-выпивает и работает ударно. Разговор дооктябрьского происхождения, это, я считаю, простим. А? Простим?

Очень доволен был Саморуков, наслаждался удивлением гостей и совсем не заметил, как они были поражены, когда он снова обратился к Антонычу: