Мередит Милети - Послевкусие: Роман в пяти блюдах

Нам приносят корзинку с хлебом: теплые, хрустящие французские булочки с травами и мягким козьим сыром. Мы просматриваем меню, выбирая себе разные деликатесы. Я смотрю на Ренату, которая уже прикидывает, как максимально расширить охват блюд. А это означает, что все заказывают разное, а потом начинают друг с другом делиться.

Почему-то некоторых это коробит, и, могу поспорить, Артур Коул один из них. А между тем готовность человека есть с тобой из одной тарелки говорит о многом. Это было первое, что привлекло меня в Джейке. Мы познакомились в маленькой придорожной траттории в Пьяченце, пока дожидались, когда освободится столик. Обрадовавшись, что оба говорим по-английски, мы решили обедать вместе. Когда подали первое блюдо, Джейк небрежно протянул руку и подцепил колечко моего кальмара, нанизав на зубец вилки. Столь интимный жест поверг бы меня в шок, если бы я уже не решила, что хочу с ним переспать. И переспала — сразу после десерта и эспрессо.

— Смотрите-ка, — говорит Майкл, — свежие сардины.

— А я хочу Лангуста и ризотто с белыми грибами, — говорит Рената, с головой уйдя в меню.

— Весьма рискованное решение — вкус нежнейшего из моллюсков соединять с тяжелым грибным духом, — говорит Артур и морщит нос. — Будем надеяться, здешний шеф знает, что делает, — с сомнением заканчивает он.

Разговор заходит о вымирании настоящего Американского Ресторана и вскоре превращается в не совсем демократический форум, где sotto voce [17] Вполголоса (ит.). вещает Артур Коул, который в результате своих изысканий по истории кулинарии пришел к выводу о прискорбной убогости американских традиций.

— Можно сказать, что в Америке попросту нет никаких традиций. Все, буквально все было завезено из-за границы. В нашей кухне нет ничего истинно американского, за исключением, может быть, попкорна. — Он взмахивает рукой. — Даже гамбургер не наше изобретение! — презрительно ухмыляясь, говорит он, как будто мы изъявили намерение встать на защиту гамбургера.

Никто не спешит поднимать демонстративно брошенную им перчатку, но Артура это ничуть не смущает.

— Иначе зачем, скажите на милость, — говорит он, внезапно повернувшись ко мне и скрестив на груди руки, — ваша матушка обучалась бы кулинарии во Франции? А вы — в Италии? Да потому, и вы не хуже меня это знаете, что кулинарное образование в нашей стране нельзя считать завершенным без обстоятельного знакомства с международной кухней. — В его голосе слышится самодовольство, рот скривился в полуулыбке.

— Постойте, — говорю я, почувствовав внезапное желание защитить американские кулинарные традиции (не говоря уже о моем собственном не только дорогостоящем, но глубоком и разностороннем образовании, полученном в Кулинарном институте Америки). — Я училась в Италии потому, что держу итальянский ресторан. Моя мать училась во Франции, потому что в конце шестидесятых иного выбора у нее не было. Но ведь это вовсе не означает, что в Америке не существует богатых и разнообразных кулинарных традиций. Попробуйте барбекю в любой придорожной забегаловке в Техасе, отведайте лобстера в Бангоре, штат Мэн, закажите питсбургский фирменный сэндвич «Приманти» с жареным яйцом — нет, я вас умоляю!..

Бросив взгляд на Майкла, я вижу, что он тихо напевает национальный гимн, положив правую руку на сердце, а левую подняв в знак шуточного приветствия. Все разражаются смехом, за исключением, быть может, Артура, слегка смущенного тем, что он по оплошности принял нас за серьезных людей.

К концу обеда мы так наедаемся, что на десерт заказываем только яблочный пирог «Татен», сыр и фрукты. Когда Артур, который, как с жестокой радостью замечаю я, посадил на свой галстук от Фенди зернышко риса из ризотто с грибами, собирается подозвать соме-лье, Рената решительно хватает его за руку:

— Артур, если ты закажешь еще вина, я упаду лицом в сыр.

— Ой да, подтверждаю: она когда выпьет, ведет себя как поросенок, — говорит Майкл, тихонько рыгнув.

— Вы уверены, Майкл? А по-моему, небольшой дижестив — это то, что нужно.

Я тоже чувствую себя слегка навеселе, вероятно от вина, обильной пищи и позднего времени. У меня даже мелькает мысль, не задумал ли Артур Коул меня подпоить. Его рука с наманикюренными ногтями лежит в паре дюймов от моей руки, и пальцы у него грязноватые от мидий. Почему-то меня трогает эта кратковременная ничтожная утрата совершенства. Я представляю эти руки на своем теле. Не то чтобы мне хочется, чтобы они там оказались, — нет, вовсе нет, я уверена в этом. Я смотрю на Ренату, которая положила ладонь на руку Майкла и легонько водит пальцами по костяшкам. Я снова вспоминаю о руках Майкла, и мне делается беспокойно. Что это со мной? Должно быть, я совсем опьянела.

Артур не едет с нами домой. Он живет в Верхнем Ист-Сайде (где же еще?), а нам надо в сторону Гринвич-Виллидж. На прощание Артур пожимает мне руку:

— Прекрасный обед. Прекрасный, — говорит он, равнодушно чмокнув меня в щеку. И уходит.

В такси Рената кладет голову на плечо Майкла и мгновенно засыпает.

— Хотите знать, чем отличаются все гурманы? — спрашивает Майкл, откидывая голову на спинку сиденья и зевая. — Особенно такие консерваторы упертые, как Артур Коул? У них нет чувства юмора. Господи боже — это ж всего-навсего еда!

Возможно, Майкл и прав, но даже этот невыносимо скучный Артур Коул нашел меня до того непривлекательной, что едва со мной попрощался… Почему так? Внезапно в горле застревает комок, глаза начинают щипать жгучие слезы. Сама не понимаю, чем я расстроена. И свидание мне это вовсе не нужно, и человек мне вовсе не нравится.

— Во всяком случае, еда была превосходной, — говорит Майкл, и я чувствую, что он на меня смотрит.

Я боюсь себя выдать и молчу.

— Простите, Мира, — тихо говорит он. — Не расстраивайтесь, все уже позади.

— Да, не думаю, что еще когда-нибудь увижусь с Артуром Коулом, — почти не разжимая губ, говорю я.

— Нет, я не это имел в виду. Насколько я знаю Артура, он вам еще позвонит. В таких делах он довольно медлителен, если вы меня понимаете. Я имел в виду свидание. Ваше первое свидание после разрыва с мужем. Все уже позади. Это веха. Добро пожаловать в вашу новую жизнь, Мира, — торжественно произносит он и протягивает мне руку. И тут, словно кто-то приоткрывает затычку у меня в горле, я разражаюсь слезами.

Майкл вытаскивает из кармана пакетик одноразовых носовых платков и протягивает мне.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — тихо говорит он, обнимая меня за плечи и похлопывая по спине.

Я утыкаюсь лицом в его пиджак, от которого пахнет рестораном, моллюсками, вином и слабо отдает табаком, и мне становится так хорошо, что хочется замереть и не двигаться. Когда такси останавливается перед моим домом, Майкл осторожно отстраняется.