Александра Стрельникова - Когда сбывается несбывшееся… (сборник)

— Лет пятьдесят.

— Ничего себе! — округлила глаза дочка. — Да что ж у вас за школа была такая?

— Самая обычная советская школа…

— Двенадцать лет, двенадцать лет… — задумчиво вдруг сказала Света. — Возраст «нимфетки»… Лолиты…

— Далась вам эта Лолита, — женщина недовольно повела плечом. — Я и слова-то такого не знала… Да и такие книжки не продавали в книжных магазинах во время моего пионерского детства и комсомольской юности…

— А у нас все девчонки эту книжку прочитали еще в седьмом классе, — сказала Света и добавила, — ой, погоди, я сейчас только на кухню смотаюсь, схвачу пожевать что-нибудь…

Дочка быстренько сбегала на кухню, притащив оттуда пакетики нераспечатанных сухариков и чипсов, большое зеленое яблоко и приготовилась слушать.

Мама, видя, как дочь запаслась провизией, невольно улыбнулась.

— Ты словно приготовилась к просмотру своих любимых телепрограмм…

— Да какие там телепрограммы! Когда…когда ты тут такое рассказываешь…

И дочка аппетитно захрустела ржаным сухариком, протягивая небольшой пакетик матери.

Женщина посмотрела на настенные часы, машинально взяла пакет сухариков из рук дочери и замолчала, словно размышляя, стоит ли продолжать рассказ.

— Итак… Мы остановились на том… — начала Света, словно угадывая мысли матери насчет продолжения воспоминаний.

— Правду говорят, чужая душа — потемки, — женщина вздохнула, возобновляя прерванный рассказ. — Кто может знать, что чувствует одинокий стареющий и непривлекательный мужчина, из года в год, изо дня в день, наблюдающий благодаря своей профессии учителя превращение «гадких утят» в прекрасных «лебедей»?

— Я знаю, — неожиданно сказала Света. — Он точно видит, из кого получится настоящий Лебедь… У этого селекционера — ботаника глаз наметан о-го-го…

Мама усмехнулась такому быстрому ответу дочери на свой, скорее риторический вопрос, и продолжила.

— Тот человек вел у нас сразу три предмета: геометрию, алгебру и физику. И плюс к этому был еще и нашим классным руководителем. Представляешь? Поэтому от вынужденного общения деваться была некуда…

Голос Светиной мамы зазвучал чуть тише и глуше…

…Середина сентября. Еще тепло. По асфальтовой дорожке, ведущей в школу, идет шестиклассница. На ней — шерстяная коричневая форма с юбкой в «складочку», прикрывающая колени. Поверх шерстяного коричневого платья надет черный фартук «с крылышками». Под белым кружевным воротничком повязан красный пионерский галстук из шелковой материи. В одной руке у нее портфель, в другой — сумочка из материи темно-синего цвета, сшитая специально для сменной обуви. Ученица приближается к мрачноватому на вид трехэтажному зданию из красного кирпича. Быстро взбегает по ступенькам, тянет на себя тяжелую массивную дверь и попадает в обычную среднюю школу с обязательным интерьером тех лет.

При входе в фойе школы — небольшой бюст Ленина. На стенах — обязательный портрет Павлика Морозова, также стандартный набор портретов наиболее известных героев — участников Великой Отечественной войны. Здесь же, на первом этаже, находится особая комната, где проходят собрания совета пионерской дружины и комитета комсомола. Эта комната вся уставлена красными знаменами и переходящими красными вымпелами. Здесь также — всюду наглядная агитация: как должен учиться и каким должен быть подрастающий строитель самого светлого будущего…

Шестиклассница, которую зовут Маша Синицына, быстро переобувается в сменную обувь под плакатом, на котором написано: «Отметим год пятидесятилетия советской страны отличной учебой!»

В холле школы у большого зеркала в красивой раме в это время вертятся три старшеклассницы.

Из двери «Учительской» выходит директор школы — грузная пожилая женщина с усталым отечным лицом. Она оборачивается на старшеклассниц и останавливается с недовольным видом.

— Солодовникова, ты опять форму подкоротила? — строго обращается она к одной из старшеклассниц. — Все ножки свои выставляешь на обозрение?

— Ничего я не выставляю… Ничего я не подкорачивала, — растеряно и в то же время нагловато ответила старшеклассница.

Директор школы подходит к Солодовниковой и дергает ее за подол формы.

— Немедленно приведи себе в приличный вид…

Пристально сквозь стекла очков смотрит на Солодовникову.

— Так ты еще и брови выщипала… И ресницы тушью накрасила… Еще и двоечница к тому же, наседала на ученицу грузная женщина.

— Ничего не выщипывала, ничего не красила…

— Немедленно родителей в школу! — с праведным возмущением в голосе, сказала директриса, уходя.

Маша Синицына, с интересом наблюдавшая за происходящим, спохватывается, потому что звенит звонок на урок.

Она быстро «взлетает» по ступенькам на третий этаж и скрывается за дверью кабинета с табличкой «6-А», но все равно немного опаздывает.

Урок геометрии уже начался.

У доски полноватый розовощекий мальчишка по кличке Помидор решает какую-то задачку. Явно безуспешно. Он то и дело поворачивает голову от доски к классу, ожидая подсказки.

В это время классный руководитель просматривает «Журнал» с отметками.

Это малопривлекательный мужчина невысокого роста лет пятидесяти: с какими-то бесцветными, водянистыми глазами, длинным красноватым носом в прожилках. Его явно несимпатичное лицо обрамляют под стать вышесказанному жидкие полуседые волосы. У него желтоватые на концах пальцы «заядлого курильщика», на правом мизинце отполированный длинный ноготь. Его отличает неприятная привычка: в те моменты, когда учитель разговаривает с учениками, он держит во рту спичку, периодически обнажая желтые зубы. На нем светло-серого цвета костюм, из-под которого видна новая белая рубашка с синим галстуком. Очевидно, в качестве особого шика рукава рубашки зажаты золотыми запонками. На нем, как всегда, блестят хорошо отполированные туфли…

Наконец, учитель отрывается от ученического «Журнала» и смотрит на доску, на которой он не видит никакого решения.

— Так… Все понятно. А ведь задачка — простейшая. Только надо знать к ней теоремку… А ты, видать, теорему не выучил, — цедит он сквозь зубы, не выпуская изо рта спичку.

Учитель переводит тусклый взгляд от доски на учеников.

— Поднимите руки те, кто эту теорему знает, — говорит он сухо.

Некоторые ученики начинают поднимать руки. Среди них — Маша Синицына и ее болтливая соседка по парте Катька Карнаухова.

Девчонки сидят в среднем ряду на третьей парте. К этому ряду по центру примыкает и стол учителя.

Учитель смотрит водянистыми глазами на класс, медленно останавливая взгляд на Маше Синицыной.

— Мария… Расскажи ты. Можно к доске не выходить. Можно с места, — говорит учитель мягким голосом.