Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Ирина не была настроена ехать на машине и думать о проблемах с парковкой, поэтому теперь сидела в вагоне метро в той же темно-синей юбке, в которой была в «Омене» много лет назад, проклиная себя за то, что выбросила белую блузку. Была зима, а не лето, и, когда она вышла на станции «Майл-Энд», на нее набросились порывы ледяного ветра. Небо было не таким ярким и светлым, как в июле 1997-го, на часах восемь, солнце зашло почти три часа назад. Волшебный день рождения — Оксо-Тауэр слева, справа Тауэрский мост и впереди купол Святого Павла, — наблюдая тогда из окна «ягуара» картины, похожие на открытки, она думала о том, как ей повезло жить в одном из самых ярких и волнующих городов мира.

Территория рядом со станцией метро была плохо убрана, из мрачных, тускло освещенных палаток доносился угрожающий запах с жареной курицы. Движение на главной улице было напряженным, сигнал светофора для пешеходов переключался быстро; агрессивно настроенные водители проносились по переходу в дюймах от нее. Через пару кварталов вверх по Гроув-Роуд руки в перчатках стали замерзать.

В зале ресторана дуло со всех сторон, на карнизах болталась оставшаяся с Рождества мишура. Ирина опоздала на несколько минут, но обычно пунктуального Рэмси еще не было. Она села за столик, потерла ладони и заказала бокал разливного красного вина, уверенная, что оно быстро ударит в затуманенную из-за бессонной ночи голову. Так и произошло: стоило ей сделать последний глоток, и в этот момент звякнул колокольчик на двери. В зал вошел Рэмси, опоздав на полчаса.

Она сразу обратила внимание, что с лица его почти исчезли краски, кожа была желтоватой, волосы на голове поредели. Она-то предполагала, что мужчины теряют всю шевелюру разом. Странно было и то, что он поправился. Нет, у него не выросло брюшко, просто он выглядел одутловатым, черты лица были нечеткими, словно размытыми. Блики света мешали рассмотреть его лучше, но ей показалось, что за складками рубашки прячется похожая на женскую грудь. Он так много пьет? Исчезла и его манера двигаться быстро и с изяществом, сейчас Рэмси шел, кажется, поскрипывая, грация движений еще сохранилась, но ее скрывала медлительность.

— Извини, я опоздал, — сказал он и поцеловал ее в щеку. Сухие, потрескавшиеся губы и отталкивающе сладкое дыхание. — Задержался на встрече.

Вино помогло ей сразу перейти к главному.

— По телефону ты сказал, что не женился. По крайней мере, пока. Готовитесь к свадьбе?

— Нет. Джуд очень старалась, но я рад, что она сдалась на полпути. Я знаю, на что у какой птички хватит сил.

— Похоже, чтобы жениться на тебе, нужно пройти настоящее испытание, — улыбнулась Ирина. — Все так серьезно?

— А то. Будь уверена. — Он лукаво улыбнулся.

— Мне жаль, что у вас ничего не вышло, — сказала Ирина и проглотила последние капли отвратительного вина. — Впрочем, беру свои слова обратно. Знаешь, мне совсем не жаль. — Она оттолкнула бокал, таким жестом бросают перчатку, и посмотрела Рэмси в глаза.

Серо-голубые ирисы затянуло плотным туманом, взгляд казался отстраненным. Рэмси выглядел умудренным жизнью человеком, но это производило неприятное впечатление. Например, мудрый человек не сочтет обязательным подбирать перчатку лишь потому, что кто-то швырнул ее на стол. Рэмси молчал. Ирина просматривала скудный перечень вин. Он позволил ей сделать заказ, и она выбрала мерло.

— Ну, как дела у «ботаника»?

— Понятия не имею. Лоренс вчера ушел на работу и до сих пор не вернулся.

— На него не похоже! — Казалось, всплеск эмоций утомил его, и он сник.

— Да уж. Последнее время Лоренс делает все, что ему не свойственно.

— Ты очень волновалась? Звонила в полицию?

— Нет смысла подавать в розыск. Я прекрасно знаю, где он.

От вина исходил аромат, подсказывающий, что такое продается за три фунта на Хай-стрит, и у Ирины внезапно пропал аппетит.

— Два дня назад он признался, что у него почти пять лет роман с коллегой. Поэтому и улизнул тайком, ему стыдно за свое поведение. Возможно, его чувство любви к ней сильнее, чем он готов признать. Или похоти, хотя при ближайшем рассмотрении разница небольшая.

— Мне так жаль, дорогая. — Сочувствие Рэмси, в отличие от ее, было неподдельным и искренним. — Представляю, как тебе тяжело.

Ей действительно было тяжело. Несмотря на то что она сама решительно организовала эту встречу, образ переходящего Хай-стрит Лоренса едва заметной тенью мелькал перед глазами. Но за ней четко вырисовывалось лицо с все еще привлекательными чертами, которое она мечтала целовать. На рубашке не хватало пуговицы, ремень отсутствовал, а восхитительный черный кожаный пиджак сменила невзрачная синяя куртка с капюшоном. Надеясь уловить те электрические волны, что пронзали их обоих в «Омене», она понимала, что вместо этого неловко тычет в темноте британской вилкой с тремя штырями, тщетно стараясь попасть в розетку.

Еда мало волновала, похоже, обоих, но Ирина была благодарна за то, что они не отказались от ритуала выбора блюд. Она привычно заказала «виндалу», а Рэмси курицу «тикка», и зачем-то некстати начала рассказывать о том, что это блюдо не имеет отношения к индийской кухне, а было придумано специально для британцев и что оно слишком пресное для этой кухни.

— Оно единственное, что я могу здесь есть. Не понимаю такого самоистязания.

— Ты не любишь чили ? — удивленно воскликнула Ирина и затем, даже не задумавшись над своими словами: — Мы с тобой никогда бы не смогли жить вместе.

— Ты так думаешь? — спросил Рэмси и впился в нее дававшим надежду разуверяющим взглядом.

Наконец принесли еду, которая была им совершенно не нужна. Вино Рэмси чуть пригубил; возможно, понял, что пора остановиться. Количество клиентов уменьшалось, а вместе с этим падала температура в зале. Ирина принялась тереть ладони, отчего со стороны казалось, что она нервничает больше, чем на самом деле. Они оторвались от дымящихся блюд и посмотрели друг на друга. Кажется, им в голову пришла одна и та же мысль: впервые с момента их знакомства они встретились, будучи оба свободными.

— Что у тебя с руками? — спросил Рэмси.

Из бормотания Ирины по поводу определенных «условий» он все же понял, что ей холодно. Отодвинув тарелку, он потянулся к ней и обхватил ее руки своими сухими, горячими пальцами. И вот произошло то, чего Ирина так ждала: штыри вилки наконец нашли отверстия и утонули в них, позволяя вспыхнуть электрическому свету.

— В бильярде это называют отскок, голубушка, — пробормотал он.

Пальцы продолжали разминать ее окоченевшие руки, скользили по ладоням и запястьям. Если приглядеться к его движениям с фантазией, то они скорее напоминали танец.

— Хотя ведь прошел день, скорее это рикошет.