Ира Брилёва - Приключения вертихвостки

— Я еле нашел тебя. Она мне все рассказала, — и мы снова прильнули друг к другу. — Я так люблю тебя, — сказал он мне, когда мы снова смогли разомкнуть наши губы, и слезы струйками катились из его глаз. Я впервые в жизни видела плачущего мужчину. — Я так соскучился по тебе, — он гладил мое лицо и шептал мне все это прямо в глаза, в губы, во всю меня. И я тоже гладила его лицо и волосы, и тоже шептала ему всякие милые глупости, которые обычно приходят людям на ум и на язык в таких ситуациях. И не важно было, что именно мы говорили друг другу. Важно было слышать голос друг друга, такой родной и такой, как уже казалось, недоступный и утраченный навсегда.

— Какие же мы дураки, — он прижимался ко мне всем телом, словно хотел раствориться во мне или растворить всю меня без остатка в своих горячих, очищающих душу, слезах. Нам было очень хорошо, но все испортила все та же мило-противная Ольга. Заглянув ко мне в палату и обнаружив там чужака, она настежь отворила дверь, набрала в грудь побольше воздуха и начала, было, длинную и справедливую речь о моем здоровье. Но Эмик молча встал, достал из кармана пачку купюр толщиной около сантиметра, все так же молча вложил эту пачку в карман запнувшейся на полуслове медсестры и в полном молчании выдворил ее за дверь одним-единственным властным жестом.

Оставшись вдвоем, мы смотрели друг на друга и не могли наглядеться. Только сейчас я до конца поняла, как мне дорог этот человек и какая я идиотка, что потеряла столько времени, избегая встречи с ним. Оказывается, я бежала не от него, я бежала от самой себя. Такая трусость иногда стоит людям всей их загубленной ослиным упрямством жизни.

Через час появился Дэвик. То, что я была в палате не одна, совершенно его не смутило.

— Ну, наконец-то, — совершенно запыхавшийся от путешествия по больничной лестнице на третий этаж, Дэвик абсолютно не утратил ни чувства юмора, ни чувства реальности. — Наконец-то я вижу разумное решение этой дурацкой, надоевшей всем проблемы, — выдал он, только мельком взглянув на наши вполне экзотические позы — Эмик почти забрался ко мне под одеяло, и мы, как два примерных пионера, лежали на узкой больничной койке, тесно прижавшись друг к другу. — Вот теперь я понимаю, что вы оба — совершенно разумные люди, — утрируя свой и так ярко выраженный еврейский акцент, сказал Дэвик. — Но, думаю, вам будет гораздо удобней отдыхать совсем в другом месте.

Мы с ним тут же согласились, и уже через полтора часа я с комфортом расположилась в такой милой моему сердцу квартире Эмика, где мы были по-настоящему счастливы с ним целых несколько месяцев.

Пока мы добирались, Дэвик рассказал нам захватывающий детектив.

— Помнишь, я в Вене тебе как-то сказал, что не могу понять, кто тогда сдал наш разговор с Сашком? Ну, про то, что я должен прийти к тебе, чтобы рассказать о завещании? Так вот. Я таки узнал, кто был тот нехороший человек, который все рассказал мадам. Ой, простите, Эмик, я имею в виду вашу уважаемую мамашу. — Еврейский акцент всегда так и пер из Дэвика, когда он волновался. А сейчас Дэвик просто фонтанировал национальными интонациями. Я обожала, когда он переходил на этот замечательный, как я его называла, русско-еврейский диалект. — Ты представляешь, Зиночка, червяк, жадный и завистливый червяк, не еврей, сидел прямо посредине моей нотариальной конторы. А я еще был крестным отцом у его второй дочки, чтоб она была здорова. Вот говорила мне моя мама, Дэвик, не бери на работу никого, кроме евреев. Все другие тебя предадут.

Я не удержалась:

— А почему только евреев?

— Все просто, — Дэвик на секунду отвлекся от дороги и посмотрел на меня, — еврей, если и захочет меня предать, то не сделает этого.

— Почему? — допытывалась я.

— Есть три причины: он испугается, он пожадничает — у меня хорошие зарплаты, и третья причина — ему не разрешит мама.

Мы дружно расхохотались, хотя смех отдавался в моем покалеченном теле глухой болью. Но я не обращала на нее никакого внимания. Рядом со мной сидел Эмик, и я была на седьмом небе от счастья!

— Этот мерзавец, мой помощник, его зовут Иннокентий, но это сейчас не важно, — продолжал свой рассказ Дэвик, — действительно подслушал нас с Сашком и смекнул, что тут можно неплохо поживиться. Он сообщил, само собой, не бесплатно, кому следует, — Дэвик выразительно скосил глаза на Эмика и кивнул, — все подробности наших замыслов, и машина закрутилась. Вот с той самой минуты и начались наши неприятности. Так что, ваша мамаша, уважаемый Эмик, гениальная женщина!

По интонации Дэвика нельзя было разобрать, говорит он серьезно или просто изощренно подначивает Эмика и его матушку. Но мы и не думали разбираться в таких тонкостях. Ведь «мадам», если разобраться по-человечески, все же, наверное, имела право злиться на меня, на Сашка и на весь белый свет.

Я уже давно заметила, что все просто, только когда ты не знаком с участниками событий лично. Какие-то незнакомые люди всегда имеют какие-то интересы. И что? У всех есть интересы, и никому от этого ни жарко, и ни холодно. Но это только до того момента, пока все эти люди для тебя чужие.

Все меняется, как только ты знакомишься с этими незнакомыми людьми. И все становится еще более сложно, когда эти люди превращаются в твоих друзей. Или врагов. Это без разницы. Тогда меняется весь мир, и интересы вчерашнего незнакомца вдруг становятся тебе очень близки и понятны. Они иногда так странно трансформируются, что еще вчера ты и помыслить не мог о таком вот развороте твой жизни!

А если ты до этого момента чего-то там не учитывал, то это твои личные трудности. Кошмар! Такая вот вселенская бухгалтерия!

Дэвик довез нас до места, убедился в нашей абсолютной безопасности, в том, что мы ни в чем срочном в данный момент не нуждаемся, и оставил у нас в прихожей дюжего лысого субъекта со строжайшей инструкцией не покидать этот пост ни при каких обстоятельствах:

— Смотри, Алик, я плачу тебе громадные деньги, Алик, из своего кармана, Алик, ты понимаешь?

Алик кивнул, слегка изогнув бычью шею:

— Да, босс.

Но Дэвик для надежности разъяснил, что будет, если Алик вдруг не справится со своими обязанностями:

— Алик, тебя покарают все еврейские боги, нет, тебя убьет молния, и я ей помогу лично! Ты понял, Алик?

Алик согнулся под тяжестью слов Дэвика и на этот раз даже ничего не сказал.

Дэвик уже стоял в дверях, собираясь уходить, но мне не терпелось услышать конец истории, которую он начал рассказывать нам по пути сюда.

— И что же ты предпринял, ты не дорассказал? Ну, про этого негодяя Иннокентия, — спросила я его, беря за пуговицу пальто.

— Я? — Дэвик пожал плечами. — Ничего. А зачем. Я же крестный его дочери. Значит, мы не чужие люди. Мы с ним поговорили, и он мне пообещал, что больше не будет так со мной поступать. А еще я ему сообщил, что теперь он будет работать немного больше и зарабатывать немного меньше. И за этим будет наблюдать Алик. Лично! Иннокентий согласился, что это справедливо. Вот и все.