Иван Сажин - Полигон

Когда за ними закрылась дверь, комбат нервно бросил паклю в ящик с мусором, недовольно проговорил:

— Не нравятся мне такие настроения перед стрельбами. А как ваши танкисты, Русинов, тоже боятся дождика с туманом?

— Чего им бояться?.. Я их хорошо настрополил: в таких условиях только и учиться воевать. А когда мишень видна, как на ладони, да еще исходные установки подсказаны, то и неуч попадет.

— Хоть один не ноет, — удовлетворенно отметил Загоров.

Евгений уже не слышал этих слов, шагая к замершим пятьдесятпяткам. Туда же спешили механики, заряжающие, несли снаряды и коробки с лентами для пулеметов. Сигналист с вышки оповестил полигон об открытии огня.

«Если мой взвод нынче завалится, то Петрович разнесет меня в пух и прах!» — тягостно подумал Евгений, заранее переживая свое поражение, и зябко повел плечами.

Загружены боеприпасы. Усиленная динамиками, разнеслась команда «К бою!» И фигуры танкистов исчезли в люках боевых машин. Лейтенант привычным движением включил рацию, доложил о готовности к стрельбе. Вслед за ним — он отчетливо слышал по радио — доложили Мазур и Коренюк. В ответ донеслось:

— Первый, второй, третий! Я «Вышка». Вперед!

Танки взревели моторами, двинулись с исходного рубежа. Белесая дымка тумана скрывала пока цели, и Евгений все больше нервничал. Секунды-то при заезде считанные! Боялся он не столько за себя, сколько за командиров танков и наводчиков. Готовились они к экзамену равнодушно, без прежней уверенности и задора. После неудачных тактических учений и взвинченных разговоров о застрявших танках все ходят какие-то хмурые, задерганные. На занятиях откровенно лентяйничают, а на перерывах стороняться его, лейтенанта. Держатся отчужденно, заводят свои, неведомые ему разговоры. Стоит приблизиться, как они умолкают. Даже зло берет.

Вчера не выдержал, спросил раздраженно, о чем опять шушукаются. Наступило угрюмое молчание. Долговязый и сутулый сержант Мазур, пристально рассматривая дымящуюся меж пальцев сигарету, обиженно сказал:

— А мы вовсе не шушукаемся. Просто балакаем о домашних делах. — Выжидательно посмотрев на офицера, вдруг спросил: — Скажите, если есть уважительная причина, могут демобилизовать раньше на три месяца?

— А что за причина?

— Надо бы в политехнический поступить. Не хочется, чтобы еще год марно пропал.

«Значит, по его понятиям, год пропадает зря? И время на занятиях напрасно убиваем? — недовольно подумал Евгений о Мазуре. — Вот какой у меня заместитель!»

Разумеется, он объяснил, что при таком малом сроке службы подобные причины в расчет не берутся. Однако сержант почти не слушал его — рассеянно обозревал ближние кусты, дорогу. Он и сам это знал.

«Но где же цель?» — спохватился Евгений, ругая себя за то, что не ко времени вспомнил о своих взаимоотношениях с подчиненными. До боли в голове прижался налобником к прицелу, держась за рукоятки пульта управления пушкой.

— Вправо двадцать — танк! — доложил заряжающий.

— Цель вижу! — отозвался лейтенант и начал наводить орудие.

Времени у него в обрез, поэтому он спешил, поэтому движения у него были суетливыми. Из-за тумана казалось, что макет танка очень далеко, и он взял увеличил прицел на одно деление, крикнул:

— Короткая!

Т-55 сразу начал притормаживать, остановился. Замер и светлый с сизоватым отливом круг, проясненно выделяя и макет танка, и кустики вблизи него.

Он подвел острие центрального угольника под основание цели и нажал на кнопку электроспуска. Боевая машина содрогнулась от выстрела, и снаряд, розовато отсвечивая трассером, стремительно рванулся вперед. Казалось, он поднимается, тогда как ему следовало бы опуститься. «Мазила, что ты делаешь? — скрипнул зубами Евгений, весь болезненно напрягаясь. — Мишень рядом, а прицел увеличил!»

Почти физически ощущая, как вместе с движением танка уходят секунды, передвигая горизонтальную нить на два деления вниз, снова подал механику команду остановиться. На этот раз наводил с обостренным чутьем — так, словно орудие и снаряд стали частью его самого. Розоватая трасса прошла точно через центр цели. Есть!

А сделать третий выстрел уже не успел: вышло время и мишень упала. Угнетенно принялся обстреливать из пулемета пехоту на бронетранспортере и макет установки ПТУРС. «Если так же партачат Мазур и Коренюк, то вообще кошмар!» — подавленно вздыхал он.

Но вот вернулись в исходное, вышли из машин. Евгений привел экипажи к вышке и выстроил. Приходько ждал его доклада со скучным лицом. Одна хорошая и две посредственных оценки, конечно же, не удовлетворили командира роты.

— Как чувствуют себя ваши наводчики? — пасмурно спросил он.

— Да так же, товарищ капитан… Если бы видимость была хоть немного лучше. А то едешь будто с завязанными глазами.

— Где ее взять, лучшую погоду?.. Давайте очередную смену.

Приходько вернулся на вышку, а Евгений поспешил к своим наводчикам. Он сказал им все, что нужно — прицел ни в коем случае не увеличивать! — и отправил к танкам. Пока солдаты загружали боеприпасы, у него нарастало волнение. Прозвучавшая из динамиков команда «К бою!» заставила его встрепенуться.

Пятьдесятпятки он провожал почти в паническом настроении. Почудилось, будто туман стал плотнее, и дождь гуще моросит, а избитые дорожки совсем залиты водой. «Разве это дело? — обреченно стонало в нем. — Только двинулись машины, а их уже плохо видно…»

Гул двигателей удалялся и глох. Вот грохнули пушки. Взводный глянул на хронометр, который держал в руке. Стрелка неумолимо приближалась к отметке, сигнализировавшей об отведенном времени. Пробежит еще несколько секунд, и мишени опустятся, ничто не задержит их и на одно лишнее мгновение.

Второй раз ударили два орудия, а по третьему выстрелу вообще никто не сделал. Значит, не успели… Отзвучали пулеметные очереди, и танки повернули назад. И чем слышнее становился их рокот, тем тревожнее было на душе у Евгения. Неумолимое приближалось.

Ожили динамики. Оператор сообщил результаты стрельбы:

— Первый экипаж: цель номер один — ноль, цель номер два — ноль…

— Одни ноли! — ужаснулся лейтенант. Он готов был провалиться на месте, сбежать. Однако земля, хоть и раскисшая от дождя, не разверзалась. И бежать было некуда. Внезапно в нем вспыхнуло озлобление — на себя, на подчиненных, на противную погоду и майора Загорова, не отложившего стрельбы.

Едва пятьдесятпятки остановились на исходном, а экипажи вышли, он разъяренно подбежал к ним и взорвался:

— Шляпы! Бездарные мазилы!.. Ни одного попадания из орудий. Позор!

Наводчики не поднимали глаз. Только чернобровый горец ефрейтор Хаджимуратов рассудительно буркнул:

— Что мазилы?.. Как научен, так и стреляем.