Пол Мюррей - Скиппи умирает

Джанин говорит: он плохой, Лори, я серьезно. Что-то с ним не так. Он опасен.

Ты не знаешь его так, как я знаю, говорит Лори.

Джанин на минуту задумывается. Может быть, говорит она. Но я все равно чувствую.

И она права, Лори сама знает это, он плохой, он просто хуже некуда, это видно уже по порезам у него на руке, и если бы ее отец как-то прознал, что тип вроде него отирался возле его дочери, ее бы тут же отправили в закрытый пансион, потому что ясно, что такой, как он, никогда не исправится, не станет хорошим, а еще он все время ругается, всегда в плохом настроении, он всегда с ней говорил только о том, что хочет заняться с ней сексом, да и вообще, разве он относится к ней по-человечески, но потом она вспоминает его зубы, чуть-чуть кривоватые, ровно настолько, насколько нужно, и его тело, которое прижимается к ней, это как будто дверь, через которую попадаешь в мир всяких новых ощущений, мммм, она никогда раньше об этом не думала, да, пожалуй, никогда, а вот теперь она не может остановиться, лежит в кровати и думает, и вот вошла мама, я думала о тебе, глаза у меня были закрыты, о боже, я никогда раньше этого не делала, и когда прижимаешься к кому-нибудь, то все внутри становится таким горячим, будто кожу охватывает пламя, а под ней все делается как вулкан, и даже когда ты ко мне не прикасаешься, то все равно кажется, будто прикасаешься, я вижу тайный огонь, он спрятан всюду, даже когда мы просто стоим около “Макдоналдса” или на крыше пончиковой, как в тот раз, когда ты поджигал бумажные самолетики, а потом бросал их вниз, на того парня, я тогда выпила целую банку, голова кружилась, я никогда столько не смеялась, а потом я перестала смеяться, положила голову на крышу и смотрела на тебя, на черное небо, и я любила тебя, а в воздухе носился запах гари, носились искры, вылетавшие из пылающих самолетиков, носились леденцовые вспышки, сахарные языки пламени, медовые огни, мечты-развалины-непослушание, я никогда не пойду домой…

Ты мыслями где-то за миллион миль отсюда, говорит ей мать.

Мечтает о карьере на телевидении, говорит с усмешкой отец. У нас новость: Лори Уэйкхем скоро станет знаменитостью!

Папа, это просто кинопроба, там могут и забраковать.

Нет уж — тебя не забракуют! Посмотри на себя: ты же прирожденная телезвезда! Хочешь, открою тебе секрет: я всегда знал, что ты добьешься успеха.

Ах, перестань, смеется мама, ты ее смущаешь!

Нет, серьезно, как только ты родилась, я поглядел на тебя и сразу же подумал: в девчонке это есть! Звездный потенциал. Отец откидывается назад и закладывает руки за голову. Вся эта история еще может обернуться чем-нибудь хорошим, говорит он удовлетворенно. И ты этого заслуживаешь — после всего, через что тебе пришлось пройти.

Она снова дома. Мама и папа очень волнуются, потому что сегодня опять звонила та женщина из модельного агентства, и другая женщина, из другого модельного агентства, и еще ПРОДЮСЕР с одного телеканала, который сказал, что Лори идеально подойдет для новой детской программы, которую они готовят. Может, папа и прав, может, все еще обернется хорошо. Но сегодня она почему-то никак не может на этом сосредоточиться.

Ее не покидает это странное чувство в животе.

Отец говорит о каких-то важных событиях на работе, о тайных планах поглотить другую компанию.

— Когда я ем, я глух и нем, дорогая, — замечает мама. — Никто не выпустит тебя на телевидение с набитым ртом.

— Извини, — говорит Лори.

Сейчас все как-то не так, как раньше. Раньше она ощущала только пустоту. А теперь она чувствует какое-то явственное покалывание, как будто там, у нее внутри, находится что-то живое.

Приходит Лиля и начинает убирать тарелки. Мама рассказывает папе о каком-то новом изобретении — искусственном загаре, который впрыскивают в кожу.

— Может быть, стоит сводить Лори в салон красоты перед кинопробами?..

А теперь тревога так и бьется у нее в голове, она чувствует ее удары — прямо по вискам, по щекам, с каждой новой волной крови, и она опускает голову, чтобы родители ничего не заметили. ( А что, если жидкость как-то проникнет из ее желудка прямо в матку? ) (Не будь дурой, так не бывает, сама знаешь!) (Но что, если все-таки проникнет ?) (Но Джанин говорила, что от минета такого быть не может!) (А вот Дениз говорила, что может.)

Черт! Новый приступ тревоги, теперь ее даже тошнит, на глаза наворачиваются слезы, а вкус у нее во рту и покалывание в животе становятся еще сильнее. Почему же она только сейчас задумалась об этом? Почему не подумала раньше? Можно же было достать ту волшебную таблетку, которую Джанин принимала в тот раз, когда была с Оливером Кротти?

— Это же детское шоу, никто не ожидает, что она впорхнет в студию с таким видом, будто только что прилетела из Сен-Тропе, — говорит отец. — Им нужна естественность. А именно это у Лори и есть. Она естественна, у нее свежее, невинное личико.

— Но уверяю тебя, они все так сегодня выглядят, — говорит мама. — А вдруг она придет на пробы и окажется, что у всех остальных девочек есть загар?

Лори пытается вспомнить беседы о сексе, которые с ними проводили в школе, и что именно там говорили о беременности. Но на память ей приходят только рисунки с изображением репродуктивных органов, все это тайное снаряжение, затаившееся внутри, и все эти диковинные ужасные слова — матка, внутриутробный, фаллопиевы, — как будто это названия чего-то чужого и далекого, а вовсе не собственных внутренних органов…

— Ладно, пускай она сама решает, — говори тмама. — Доченька?

— Что? — говорит Лори.

— Если бы тебе предоставили выбор, кем бы ты хотела быть: моделью или телеведущей? Мне кажется, быть моделью стильнее.

— Не знаю. — Это все, что может выдавить из себя Лори.

— По-моему, такую внешность, как у Лори, просто обидно растрачивать на какое-то телевидение, — говорит мама.

За одну эякуляцию извергается в среднем около 350 миллионов сперматозоидов — вот что еще она вспоминает. 350 миллионов! Это же целая армия, целая огромная страна, которая марширует у нее внутри — берет ее штурмом, разыскивая яйцеклетку, — и вдруг ей кажется, что она видит их, видит внутри живота этих белых скользких террористов, затаившихся в темноте, ждущих наступления ночи, чтобы тайком прокрасться в другие части ее тела, у них хвостики, как у головастиков, они слишком быстро мелькают… О боже, хватит, иначе меня сейчас…

А потом входит Лиля и ставит перед Лори миску.

— Господи, это еще что такое? — слышит она откуда-то издалека голос отца.

— Это пудинг из тапиоки, — сообщает ему мама. — Помнишь, я тебе рассказывала о десертах в стиле ретро?

— Ретро — это точно! Я такого уже лет двадцать не ел. — Отец погружает ложку в светло-серую вязкую массу и подносит ее ко рту. — Какое-то оно сопливое…