Леонид Пантелеев - Верую…

…Сегодня вечером (5 сентября 1978 г.) включил транзистор, случайно напал на какую-то волну и услышал имя «Никодим». Почему-то замерло сердце. Позже из сообщения «Немецкой волны» узнал, что в Ватикане, на аудиенции у Павла Иоанна Первого, только что взошедшего на папский престол, скоропостижно скончался преосвященный Никодим, митрополит Ленинградский и Новгородский. Приблизился к папе, поклонился ему и — упал замертво.

Давно ли я писал о Никодиме на этих страницах? Кажется, это первый иерарх русской церкви, который заставил меня задуматься: что и какими путями привело его к церкви, к семинарии, к монашескому обету и — к столь высокому церковному сану?! Умер он сорока девяти лет!.. Когда мы с Гришей Белых писали «Республику Шкид», его еще не было на свете. Когда начиналась вторая мировая война, ему не было десяти.

Родился он, как я узнал тоже из радиосообщения, из рассказа И. И. Сапиета, в Рязани, в семье атеиста. Учился в Рязанском педагогическом институте на биофаке и одновременно проходил заочный курс в Ленинградской духовной семинарии. В 1946 году из пединститута его, как и должно было случиться, исключили. Дальше — академия, иерейство, монашество, быстрая и блестящая карьера на церковно-административном поприще. Увы, приходится употреблять эти слова, как бы ни резали они не только ухо, но и сердце.

В миру звали его Борис. Фамилии не расслышал или не запомнил.

Возможно (и даже весьма вероятно), что он, тогда восемнадцатилетний паренек Боря, пел, среди других семинаристов, в чудесном хоре ленинградской Академической церкви, в которой я как-то вскоре после войны стоял позднюю обедню.

И вот он, грузный и иссиня-бледный, лежит распластанный в огромной аудиенц-зале Ватикана — у ног римского первосвященника.

По словам Сапиета, папа Иоанн Павел «тут же отпустил скончавшемуся грехи».

Бывало ли такое? Могло ли такое случиться еще полвека назад?

…Казалось бы, я ушел в сторону, записав сегодняшнее (теперь уже вчерашнее) сообщение немецкого радио. Но странным образом эта тема какой-то своей стороной связана с тем, о чем я как раз собрался писать в этой главе: о гостинице «Паскаль» — в Женеве на рю де Молль.

Прежде всего, почему она так называется — «Паскаль»? Не вспомню случая, чтобы гостиница называлась «Вольтер» или «Руссо» или «Лев Толстой». Не встречалось такое ни в жизни, ни в литературе.

Когда я слышу или вижу напечатанным имя Паскаль , мне вспоминается прежде всего не знаменитый математик, не ученый-физик, а великий христианин…

Почему же имя Блеза Паскаля начертано над входом в эту захудалую гостиницу? Что оно должно символизировать?

…Странная, надо сказать, на первый взгляд гостиница. Да и не только, пожалуй, на первый…

Лифта нет. Поднимаешься по узенькой, затоптанной лестнице во второй или третий этаж. На площадке — прихотливо разукрашенный киоск-буфет, вроде тех, что воздвигались когда-то на благотворительных базарах или на Вербе. Этакая билибинская избушка на курьих ножках. А венчает эту избушку — шестиконечная звезда Давида. И тут же флажки с израильским гербом — семисвечником.

Значит — гостиница еврейская?

Да, евреев много. И большинство, как потом выяснилось, беженцы из Советского Союза. Не забыть мне такого случая. Мы с женой, громко разговаривая, выходили из своего номера. А из номера напротив вышли в это время две женщины-еврейки: одна пожилая, другая совсем молоденькая… Вдруг эта молоденькая дико закричала и кинулась обратно в номер. И оттуда послышались душераздирающие, истерические вопли.

Жена моя постучала в дверь. Выглянула пожилая:

— Что вам надо? Кто вы такие? Уйдите! — сказала она дрожащим от волнения голосом.

Позже моя жена встретила эту женщину в коридоре, и та, приняв, вероятно, грузинку Элико за еврейку, объяснила ей, в чем дело. Им с дочерью с огромным трудом удалось вырваться из Советского Союза. Перед этим привелось много испытать… Девушка нервно заболела. И вот, очутившись в свободной Женеве, она вдруг слышит русскую речь. Ее охватывает ужас: «Это — нас… Это — за нами…»

— Успокойте ее, пожалуйста, — сказала Элико. — Скажите ей, что мы не те, за кого она нас приняла.

Судя по обилию еврейских лиц и судя по этому киоску на лестничной площадке, можно думать, что гостиница и в самом деле еврейская. Но вот мы прямо с этой площадки, где стоит избушка с шестиконечной звездой, попадаем в ресторан, или — не то слово — в шумное помещение, где завтракают, обедают и ужинают. Там тоже на стене — звезда Давида. Но на противоположной стене — четырехконечный лютеранский крест. А у входа в ресторан — столик и на нем лежат книжечки в пестрых обложках: выдержки из Евангелия на английском, французском и немецком языках, — желающие могут брать бесплатно.

Что же это за место, именующееся отелем «Паскаль»? Точно узнать мне не удалось. Для подобных расспросов не было ни времени, ни подходящей обстановки.

Гостиница принадлежит русской эмигрантке. Дочери эмигранта. Зовут ее Юлия Михайловна. Эта сорокалетняя, очень уютная и вместе с тем очень деловая, энергичная женщина с утра до ночи на ногах — в ресторане, в вестибюле, в конторе, на кухне… Ей помогают юноши-сыновья. Других официантов, если не ошибаюсь, нет. Между больших, на шесть — десять персон, столов все время снуют с подносами, с тарелками, с бутылками, с большими суповыми мисками эти приветливые кучерявые пареньки. И в номерах эти же мальчики порядок наводят, и работают в коридорах с пылесосом…

Нет абсолютно ничего швейцарского, европейского в этой странной, шумной, как цыганский табор, гостинице. Приезжают сюда почему-то всё группами, компаниями… То синеволосые низкорослые японцы или цейлонцы чинно поднимаются по лестнице, то слышится за столами не очень-то чинная итальянская речь… Нашими соседями в ресторане были немцы. В толстой книге, которую и нам положили на стол, много записей, благодарностей — на всех языках мира. В том числе и на русском: делегация советских физиков, прибывшая в Женеву на какой-то конгресс, благодарит за гостеприимство милейшую Юлию Михайловну…

Но — почему крест? Почему звезда Давида? Почему Евангелие? И почему ими Паскаля над подъездом?

Какой-то ответ мы нашли в напечатанном на машинке объявлении, пришпиленном кнопками к косяку двери при входе в ресторан: французский текст гласил, что 19 октября 1971 года в отеле «Паскаль» состоится дружеская встреча израильтян и христиан. Устроитель — какое-то общество, названия которого я не мог расшифровать.

Выходит, что гостиница «Паскаль» — прибежище всех верующих в Бога, независимо от принадлежности к той или иной религии. Эта межцерковная и, тем более, межрелигиозная (межрелигийная?) терпимость очень мне симпатична, созвучна тому, что я сам испытываю, когда прихожу в костел, в синагогу, в буддийскую пагоду… Об этом я уже говорил, а сейчас коснулся этой темы только в связи с тем, о чем сказали вчера по радио: о смерти владыки Никодима в Ватикане и о том, что римский папа отпустил грехи служителю кафолической восточной церкви…