Леонид Пантелеев - Верую…

Особенно твердой позиция католической церкви в Польше стала после недавнего, исторического, если не сказать эпохального события: решения ватиканского конклава поставить во главе католической церкви краковского епископа Войтылу. Это первый за последние 450 лет случай, когда на папский престол восходит не итальянец. Да еще церковнослужитель из восточноевропейского, социалистического государства.

Радует меня это известие? И радует и огорчает.

Конечно, в лице Иоанна Павла II верующие поляки и другие католики социалистических стран (а возможно, и мы, православные) приобрели высокоавторитетного, очень сильного защитника. Что же меня, в таком случае, может огорчать? А то самое, о чем я говорил выше, когда высказывал свое убеждение, что место христианского пастыря — на церковной кафедре, на амвоне, у одра больного и умирающего… Боюсь, что конечная цель, к которой стремится католическая церковь в Польше (и нынешний папа, разумеется, тоже) — воссоединение церкви с государством. Но — до этого далеко. Да и не может такое случиться. Церковь не должна быть государственной. Но это не значит, что она не должна быть сильной, организованной, сплоченной и независимой. Разобщенность православных церквей, отсутствие единого центра и единого, вселенского патриарха — наша беда. Отчасти отсюда и беззащитность, беспомощность, податливость нашего церковного руководства. На кого им рассчитывать, к чьей помощи взывать, кроме Господней? За спиной кардинала Вышинского — Ватикан, а теперь еще и недавний его подчиненный, краковский епископ, надевший папскую тиару!..

Не существуй в природе Ватикана — не трудно представить себе и судьбу самого Вышинского, и судьбу возглавляемой им церкви. Да, я помню, что есть еще польский характер, приверженность поляков вере Христовой. Но ведь и наш народ славился когда-то как народ-богоносец. Много ли понадобилось десятилетий, чтобы атеистическое государство запугиваниями, репрессиями, а еще успешнее „воспитательными средствами“, — пропуская поколение за поколением через детский сад, школу, техникум и вуз, — вырастило легионы безбожников.

И все-таки… Церковь наша стоит. Десятки тысяч колоколов возглашают благую весть русским, украинским и белорусским людям. Без всякой помощи со стороны (смешно же называть помощью периодические выкрики западной прессы в защиту прав советского человека, где свобода совести, как правило, упоминается в последнюю очередь), без возможности вероучения — в школе, по радио и даже с амвона, — при слабости и неконституционной зависимости нашего духовного руководства от государства, церковь живет, ибо живет (ну, не живет, так теплится, бьется, пульсирует) Вера.

Не часто, но бывают счастливые неожиданные открытия. Мог ли я думать, что автор „Алых парусов“ и „Бегущей по волнам“ — человек верующий?! Еще большей неожиданностью было прочесть в биографии Эффенди Капиева, имя которого в моей памяти было накрепко привязано к имени Сулеймана Стальского, а этот последний к славословию Сталина и всего сопутствующего ему, — потрясением для меня было узнать, что, когда смертельно больной Капиев ложился на операцию, он взял с собой в больницу только две книги: томик Лермонтова и — Евангелие!

Вероятно, так же удивился когда-то Александр Иванович Введенский, узнав, что один из авторов „Республики Шкид“, которого он принимал за комсомольца, человек религиозный (да ведь и для меня религиозность Введенского была неожиданностью).

Самые счастливые открытия, это когда узнаешь о религиозности совсем молодого человека.

Знакомая семья. Покойный дед Саши — коммунист с 1918 года. Отец — тоже член партии. Мать умерла, когда мальчику было два или три года, а сестренке его четыре. Отец женился, воспитывала ребят бабушка, „комсомолка двадцатых годов“. И вот эта бабушка встречает мою жену и жалуется: горе у нее. Саша, член ВЛКСМ, комсорг группы, сбился с правильного пути, стал ходить в церковь, носит на шее крест, повесил у себя над кроватью икону, да еще лампадку зажигает…

Жена моя сказала, что, по-видимому, все-таки это дело Сашиной совести. Он — не ребенок, человек уже взрослый, имеет право на собственные суждения.

— Но ведь вы же знаете, что это такое! Ведь его же за такие дела из комсомола могут погнать, из института…

Плакала, жаловалась, что всегда была дружна с мальчиком, пользовалась его полным доверием — и вот все насмарку.

— Как чужие стали! Уж я его и так и этак. А он: „Бабушка, ты человек темный. Ты ничего не понимаешь в подобных вещах“. Это я-то — темная! — заливалась слезами эта моложавая старуха, всю жизнь считавшая себя передовой, сознательной, наставленной в единственно правильной вере: в безбожии.

Под какой-то большой праздник мы были с женой за всенощной, стояли в глубине храма, в толпе подходящих к иконе и к миропомазанию. И вдруг жена вполголоса говорит:

— Посмотри! Саша!

Я посмотрел. Да, это был он. Отходит от священника, потирая средним и безымянным пальцами слегка лоснящийся лоб…

А месяц спустя, под вечер, стоим на троллейбусной остановке у Александро-Невской лавры, и опять жена говорит:

— Посмотри!

Два молодых человека, обогнув площадь, входили в ворота Лавры. Один из них был Саша.

Среди молящихся — молодых людей немного, и все-таки значительно больше, чем было раньше, двадцать, тридцать, сорок лет назад. И в большинстве своем это люди интеллигентные (в то время как пожилые и старые молящиеся чаще всего — „простые“). Вспомнилась давняя (шестидесятых, кажется, годов) статья в „Новом мире“. Не помню ни автора, ни названия, ни общей темы. Помню только, что речь там шла о современной Австрии и, в частности, говорилось об усилении влияния католической церкви на австрийскую молодежь. Запомнилась такая справка: к религии обращаются главным образом интеллигенты и чаще не гуманитары, а молодые физики и вообще люди, причастные к так называемым точным наукам.

Вспомнилось и другое, читанное или слышанное. Кто-то из крупных физиков (а может быть, и не физик, не помню) сказал, что современный ученый, отрицающий идею Бога, — или не ученый, или плохой ученый, или непорядочный ученый.

Великий физик Эрвин Шредингер, создатель квантовой механики, в своей известной книге „Жизнь с точки зрения физики“ [2] «Что такое жизнь? С точки зрения физики» — Ред. писал, что успехи генетики утверждают нас в идее Божественного промысла и существования души.

Когда Вс. Мейерхольд, поздравляя И. П. Павлова с восьмидесятилетием, написал, что его успешные открытия в науке помогли навсегда разделаться с таким понятием, как душа, Павлов, сдержанно поблагодарив за поздравление, закончил свое ответное письмо так: „…а что касается вопроса о душе, то давайте не будем спешить“. Это обнародовано, факт этот приводит в своих воспоминаниях о Мейерхольде А. К. Гладков.