Степан Калита - Сполохи детства

— Держите его, — крикнул я. — Это вор. Он в моем шкафчике копался.

Ребята тут же схватили паренька. Он принялся вырываться и верещать односложно:

— Вы че? Вы че делаете, пацаны?

Тут же откуда-то появился рослый мужик в кепке.

— Так, — сказал он, — что здесь такое?

— Мы… вора поймали, — задыхаясь от возмущения, поведал я.

— Ты, что ли, вор? — строго спросил мужик у паренька.

— Оговор, дядя, мамой клянусь… — закричал тот.

— Так, тихо ты, — мужик поднял пятерню, замахнулся, будто сейчас ударит вора по лицу, но не стал, сгреб за воротник и поволок к выходу, приговаривая: — А ну пойдем в милицию. Сейчас я тебя мильтонам сдам… Ох и сдам…

Я подошел к шкафчику. Увидел, что вещи мои перевернуты. Но ничего не пропало. Что, впрочем, неудивительно. Брать у меня было нечего.

Мы оделись и, обсуждая этот неприятный случай, порядком испортивший мне настроение, вышли из бассейна и направились к метро. Мои товарищи убедительно рассуждали, что этому вору теперь точно не поздоровится. О мужике в кепке они были самого положительного мнения.

— Это пловец известный, — сказал Олег. — Я его узнал. Он в соревнованиях победил недавно. Приплыл первый. И ему сразу дали золотую медаль.

— В каких соревнованиях? — спросил Серега.

— На кубок Кремля.

— Тогда понятно. — Серега кивнул.

У метро нас ждал большой сюрприз. Возле палатки с разливным пивом за столиком стояли «пловец, победитель кубка Кремля» и пацан, обшаривший мой шкафчик. Оба цедили пенный напиток из поллитровых банок.

— Как это?.. — опешил я. Стоял и смотрел на них. У меня даже челюсть отвисла. В голове не укладывалось, что мужик вместо того, чтобы отвести вора в милицию распивает с ним пиво. Ко всему прочему, пиво пить пацану было явно рановато.

— Вот блин, — сказал Серега. — Не понял.

— Они, похоже, заодно, — проговорил Олег.

— Да ладно, известный пловец? С ним? — Не поверил Серега.

— Видно, ошибся я! — выпалил Олег. — Это не он.

— Смотрите, — я указал в сторону метро. Возле стеклянных дверей дежурил милиционер. — Сейчас подойду к нему, и скажу, что это воры.

— Правильно, — поддержал Серега.

— Не надо, — Олег замотал головой. — Только хуже будет.

Но я уже направлялся к милиционеру. Вскоре я, продолжая задыхаться от праведного возмущения, излагал ему свою версию событий. Ребята стояли неподалеку, не решаясь приблизиться. Милиционер очень внимательно выслушал мой рассказ, буркнул: «Жди здесь» и направился к палатке с пивом. А мы остались у входа в метро. Как вскоре выяснилось, диспозиция была правильной. Милиционер приблизился к криминальной парочке, козырнул, после чего между ними завязалась какая-то беседа. Затем «пловец» вынул из кармана удостоверение и продемонстрировал его, усмехнувшись, после чего помахал нам. Милиционер уткнулся в удостоверение, снова козырнул, развернулся на каблуках и зашагал к нам. Вид у него был решительный и не обещающий ничего хорошего. И в походке и в выражении лица читалось глубокое раздражение. Сам не знаю, как получилось. Но я крикнул: «Бежим!» И мы тут же рванули в метро…

Прошло меньше минуты. А мы уже сидели в вагоне, уносящемся в темный тоннель.

— Вот блин, — озвучил Серега наше общее настроение.

— Они, похоже, все! заодно!!! — сказал Олег Муравьев.

— И милиционер? — спросил Серега.

— И он тоже.

— Вот блин, — повторил Серега.

Больше в бассейн «Москва» я никогда не ездил. Серега кажется тоже. А вот Олег Муравьев регулярно наведывался туда с родителями. Говорил, что никого из тех, кого мы встретили в тот день, он там не видел.

— Зато… — Олег торжественно возвысил голос. — Я видел бабку, которая летает над водой. Сначала очень испугался. А потом перекрестился, когда никто не видел, она и пропала.

— Ты же пионер, — укорил я его.

— Ну и что, — возразил Олег, — одно другому не мешает.

С годами выяснилось, что он прав. И в сознании большинства россиян христианские догмы отлично уживаются с атеистической моралью. Обладатели партбилетов могут молиться в церквях. Верующие в коммунизм веруют заодно и в царствие небесное — на всякий случай. И храмы в нашей великой стране могут вырастать на месте советских бассейнов, где пионеры порой крестились, чтобы отогнать призрак набожной старухи.

— Выхолощено нутро старого чемодана. Этот старый чемодан — Я. Это обо мне. Она меня так видит. А что? Вполне себе самостоятельный, критичный взгляд человека с иными ценностями. Для нее все мое — не имеет никакого значения. Для нее я — чемодан без ручки, тяжело нести, и выкинуть жалко… Представляешь, так она и говорит. Ты — чемодан без ручки. — Так литературно и жалко рассуждал сосед сверху дядя Петя, член союза писателей, театральный деятель, кажется, немного актер, в общем, человек искусства. Жил он на два этажа выше, с женой-бухгалтером, удивительной стервой, и маленькой очаровательной дочкой, похожей на ангелочка. Жена дядю Петю ни в грош не ставила. Несколько раз я наблюдал довольно мерзкую сцену. Она орет на него благим матом. А он, сжавшись, покраснев лицом, смотрит на нее, и пучит голубые глазки чуть навыкате, как карась на берегу. Силится что-то сказать, и не может. Ей удавалось владеть мужем всецело, быть его главным начальником, и где-то в процессе становления ее над ним — на разные иерархические ступени — она совсем утратила к нему уважение.

Правы те, кто говорит, что, в общем-то, ничего такого жуткого, как сейчас, в те времена не происходило. Действительно, не было таких бурных, столь очевидных злодеяний, как в девяностые, да и потом. Из рупора телевидения и прессы не изливались постоянно самые разнообразные кошмары… И все же кое-где, по чуть-чуть, очень скрыто, случалась время от времени такая жуть, что кровь застывала в жилах. Дядя Петя, к примеру, как-то раз взял, да и зарубил топором свою жену. А потом уехал с дочкой куда-то на юг. И там скрывался от следствия несколько месяцев. Пока его наконец не поймали где-то в окрестностях Геленджика. Причем, долго не могли добиться от этого мягкого милого человечка, куда он дел ребенка? Где девочка? Где твоя дочь? Ведь была же девочка. И он первое время гулял с ней, ходил в местный Парк культуры и отдыха, посещал приморские кафе, кинотеатр… Дядя Петя сначала упирался, говорил, что ничего не помнит. А потом выяснилось, что девочку он отвез в горы, где и задушил, тело спрятал, завалил камнями. Она, видите ли, напоминала ему жену. Сейчас можно только догадываться, но, скорее всего, в ребенке он уловил ту же привыкшую повелевать непрошибаемую, ненавидимую им породу, в речах услышал интонации отнюдь не детские — возможно, девочка подражала матери. Я слышал, как взрослые обсуждали дяди Петину мотивацию на кухне.