Степан Калита - Сполохи детства

Только поймите меня правильно. Дядю Петю мне совсем не жаль. Этот тихий маниак с вечно мокрой от пота лысиной, к которой липли редкие волосы, запомнился мне существом серым и бесполезным. Наверное, от того, что представал уже тогда раздавленной в лепешку человеческой размазней. Как можно жалеть насекомое?.. Но происшествие было настолько громким, что его несколько лет обсуждали все наши соседи. На обывателей оно повлияло магически. Все они вдруг стали очень милы друг с другом. И жены стали ласково лепетать со своими мужьями. И мужья понапрасну не тревожили жен — меньше пили, больше чинили мебель и сантехнику. Тень дяди Пети с топором нависла над всеми жильцами нашего дома вечным напоминанием о том, что любого, даже самого крошечного человечка, можно довести до ручки.

И по сию пору я считаю, что всякий, будь ты трижды безобиден и робок, способен на убийство. Такова человеческая природа. Весь вопрос в том, как сложатся жизненные обстоятельства. Принудят они тебя совершить этот шаг, или тебе удастся остаться в стороне, отсидеться в мнимой безопасности, когда вокруг царит настоящий хаос, и ежедневно льются литры крови…

Дядю Петину исповедь я выслушивал молча. Отчего-то он тогда решил именно мне излить душу. Он сидел на лавке возле дома, с видом абсолютно обреченным, и, прикладываясь к бутылке портвейна, называемого в народе «три топора», периодически всхлипывал. Исповедь была печальна… и скучна. Я почти не понимал, о чем он говорит, хотелось пойти домой. Но дядя Петя то и дело хватал меня за предплечье и говорил: «Погоди… вот, что я скажу тебе…» И слова изливались из него нескончаемым потоком, словно он долгие годы молчал, и только теперь решился выговориться. «Я — старый чемодан с выхолощенным нутром, старый чемодан — Я», — раз за разом повторял дядя Петя… Не соверши он то, что совершил, пожалуй, я даже не вспомнил бы его, и эту пьяную болтовню. Я шел с футбольной площадки и присел на лавочку, чтобы завязать шнурок. И не замечал его, пока он не обрушил на меня всю лавину своего отчаянья. Когда тебе одиннадцать, взрослые трагедии кажутся чем-то надуманным. «Мне бы их проблемы, — думал я. — У меня вот последние штаны порвались. И новые мне, конечно, не купят. А он переживает, что его жена обозвала старым чемоданом. Ну и что. Тоже мне. Это даже совсем не обидно. Другое дело, если тебя дразнят „сифаком“ или как-нибудь так».

— Дядя Петя, — сказал я, — я пошел. Мне уроки делать надо…

— Да-да, конечно, — спохватился рыхлый толстяк с красной физиономией. — Прости, это я так… — Он приподнял бутылку и посмотрел на нее с удивлением, словно только что ее заметил.

Я встал и поспешил прочь. Дядя Петя с его незначительными проблемами моментально выветрился у меня из головы. Волновали порванные штаны. И конечно, дома меня ждал нагоняй.

— Да что ж это такое?! — бушевала моя темпераментная мама. — На тебе вещи ГОРЯТ! Что ты только с ними делаешь?!

— Мы в футбол играли…

— А ты не играй в футбол. Ходи аккуратнее. На тебя же не напасешься. Мы с папой, между прочим, деньги не печатаем.

Тут я тоже начал заводиться.

— А вы печатайте! — крикнул я и убежал, хлопнув дверью. Вышел на общий балкон, выглянул наружу. Во дворе было пусто. Только дядя Петя по-прежнему сидел на лавке, понурив голову. Бутылка валялась рядом. Красное вино из нее вытекло и образовало небольшую кровавую лужицу. Похоже, выпить он успел совсем немного. А может, это была не первая бутылка…

Этот разговор случился весной. Прошло лето, потом осень, зима. И только в следующем году, ближе к лету, стало известно, что натворил этот «невнятный тютель» — как о нем отзывалась жена.

— Девочку-то, девочку зачем? — причитала соседка по лестничной клетке. — Ведь такая малюточка. Такая хорошенькая была.

Я пришел в ужас, представив на мгновение, как дядя Петя душил свою дочку. Картинка не складывалась. Невозможно было представить, что он сделал такое… Уж очень не вязалась с дядей Петей такая требующая решительности деятельность, как удушение маленьких детей. И по сию пору для меня загадка, что происходит с людьми, как обстоятельства могут подвигнуть их на подобные поступки. Возможно, все дело в подвижности психики. У кого-то она, как монолит — стоит и не качается. А чья-то легка и податлива. Достаточно легкого тычка — и все, покатилась под горку.

Большинство обитателей дома, где прошло мое детство, были людьми простыми и, как мне тогда казалось, вполне понятными. Но отдельные их поступки отнюдь не вписывались в рамки нормальности. Один мужик (по молодости лет, кстати, очень симпатичный, а потом вдруг очень быстро ставший одутловатым типом неопределенных лет) постоянно разматывал рукав пожарного гидранта. Не знаю, почему, но он не давал ему покоя. Разумеется, он озадачивался гидрантом только в подпитии. Другой мелом рисовал на стене голых баб. Прямо по голубой эмали. Однажды я застал его за этим занятием. И он очень смутился. Старуха из квартиры на первом этаже (это важно) гадила в лифте. То есть делала это намеренно, чтобы досадить другим. Ее в конце концов поймали за этим занятием. А другая, интеллигентная и очень милая бабушка, однажды сильно меня удивила и заставила задуматься.

Мне было лет девять, когда я завел котенка. Котят раздавали по объявлению какие-то добрые люди. Сразу было видно, что мой кот настоящий красавец. Дымчатый, полосатый, длинношерстный, сибирской породы. Вдобавок ко всему, он был удивительным умницей — ни разу не досадил никому, сделав мимо лотка. А потом вдруг исчез. Его пропажа выглядела более чем странно. Потому что из квартиры кот не выходил. И даже на балкон его пока не пускали. Я отправился опрашивать соседей — вдруг кто-то из них что-то видел. Но все они, включая благообразную бабулю, сказали, что нет — никакой кот мимо них не пробегал. Я был крайне расстроен исчезновением питомца. И нового завел только через полгода…

Прошло несколько лет. И вот однажды я вышел в общий коридор и увидел, что бабуля копошится возле приоткрытой двери, у нее застрял ключ. И вдруг мимо ее ног, на которые натянуты были серые шерстяные чулки, проскочил красивый дымчатый кот, огромный, откормленный, холеный. На переносице у него была белая полоска, в точности, как у моего. «Так это же и есть мой!» Я уставился на бабульку с подозрением. Ожидал, что она будет все отрицать. Но она со вздохом тихо проговорила: «Я совсем одна…», отпустила застрявший в замке ключ и привалилась к стене, закрыла глаза…

— Вам плохо? — испугался я.

Она вяло махнула рукой, почти прошептала:

— Пожалуйста… ключ…

Я понял ее, поковырялся в замке, освободил ключ. После чего помог пожилой соседке зайти в квартиру. Поймал кота и передал ей.