Степан Калита - Сполохи детства

Я помню, как уже в старших классах (когда забрезжила и, к счастью, сорвалась напугавшая меня перспектива появления ранних отпрысков), я думал, что никогда не буду пускать детей в свою комнату — повешу на нее амбарный замок. И на все шкафы тоже. И ящик письменного стола буду запирать. Должно же быть у человека личное пространство, куда никому нет доступа. Я не хотел, чтобы кто-то проникал в мои тайны, трогал мои вещи, совал нос куда не следует. Но когда у меня родились девчонки, одна за другой, подряд, оказалось, что мне абсолютно все равно — станут они интересоваться содержимым моего письменного стола или нет. Иногда я печатаю, а одна из них сидит у меня на шее, и смотрит в монитор. Вот уж чего обычно я совсем не выношу, так это когда кто-то заглядывает в экран. Возможно, из-за того, что часто приходится работать с секретными документами. Но девчонкам позволено все. Играя в прятки, они лезут в шкаф с одеждой, вышвыривают на пол коробки с ботинками и прячутся среди курток и пальто. В мое отсутствие они открывают ящик моего стола, и разбирают вещи, тоже изучают их. Есть только одно святое правило, которое должно соблюдаться неукоснительно, — все положить на место. Я не волнуюсь за сохранность чего бы то ни было. Все важные документы хранятся на жестком диске компьютера. Прочие документы, включая паспорт, лежат в сейфе. Порнографию я совсем не смотрю. А вот фотоаппарат (фотоувеличитель — сегодня никому не нужный раритет) они однажды уже разбили. И аккуратно положили на место. Как будто так и было. Я сделал вид, что испортил его сам. А они стояли в сторонке, покраснев от стыда, и наблюдали, как я с печальным видом кручу фотоаппарат в руках, пытаясь понять, что с ним случилось… В общем, в точности повторил то, что когда-то делал мой папа…

Макс Шмаков к четырнадцати годам вырос в настоящего красавчика. Блондин с голубыми глазами, гладким, отчего-то вечно капризным лицом, он очень нравился девочкам нашего класса. Все они поголовно были влюблены в Шмакса. В этом возрасте ни харизма, ни образованность пока не имеют никакого значения. Шмакс был туповат, лишен чувства юмора и учился на одни тройки. Но девчонкам он все равно казался прекрасным принцем… И вдруг на день рождения первой красавицы школы, где собирались все девчонки, пригласили не только Шмакса, но и меня. Единственных из всего класса. Я, признаться, был очень удивлен. Потому что проигрывал Максу Шмакову во всем. Он был высокого роста. Я стоял последним в строю на физкультуре. У него были светлые прямые волосы. У меня — волосы неясного оттенка, да еще и завивались. Вроде бы, и не русые. Но и темными не назовешь. К тому же, Шмакса все без исключения считали красивым парнем. А мне никто никогда не говорил, что я могу нравиться девочкам. Тем не менее, на день рождения я пошел…

Девчонки слушали какую-то ужасающую попсу. Мы пили детскую газировку, разлитую в бутылки для шампанского, подражая взрослым. А потом играли в бутылочку и другую, еще более интимную, игру — «На золотом крыльце сидели». Сначала Шмакс оказался на коленях у одной девочки. А потом мне на колени села первая красавица школы Нина. У меня тут же участился пульс, подпрыгнуло давление, и я принялся старательно думать о футболе — лучший способ унять эрекцию. Подходит, подозреваю, далеко не всем. Но мне вполне. В тот раз футбол не помог. Член уперся прямо между девичьих ног, и я покрепче обхватил Нину за талию, чтобы она не вздумала встать. Девочка, разумеется, все почувствовала, но виду не подавала, только хмыкнула и поглядела на меня игриво.

В комнату вдруг вошла мама именинницы.

— Пойдемте чай пить.

Все послушно направились к столу… А мы продолжали сидеть.

— Вы идете? — спросила именинница, в ее голосе мне почудилось неудовольствие. Как позже выяснилось, так и было. Оказывается, это именно она настояла позвать меня. Видите ли, я ей очень и очень нравился. О чем впоследствии я узнал из присланной ею записки.

— Нам и тут хорошо, — выдавил я.

Но тут Нина взяла меня за руки, решительно развела их в стороны и встала с колен.

— Поиграли — и хватит, — сказала она.

Кое-как, бочком, прикрывая выпуклость на брюках ладошками, я проследовал к столу. Лицо так и пылало. Мне казалось, все обратили внимание на то, что со мной происходит это постыдное вздутие. Но больше всех, казалось, была удивлена мама именинницы. Она постоянно поглядывала на меня с интересом, как будто изучала. Полагаю, ее дочь успела поведать ей, что вот этот мальчик («с вечно невовремя встающим членом» — наверное, подумала мама) ей очень и очень нравится.

Между прочим, именинница выросла в очень красивую и высокую женщину. Сейчас у нее двое детей. Живет с русским мужем в Германии. У них небольшой кондитерский магазинчик. Мне рассказывали о ней общие знакомые. Говорили, она очень счастлива… А вот первая красавица уже далеко не красавица. Совсем себя запустила. Если судить по фотографиям в одной известной социальной сети, весит она никак не меньше ста килограммов. Некоторым полнота идет. Ей — нет. На всех снимках она всеми силами пытается скрыть второй подбородок. Придерживает его рукой. Прикрывает шарфиком. Но он все равно очень заметен. Как и зияющая пустота в глазах. Она была, увы, заметна уже в детстве. Но тогда не имела никакого значения. Как ни имели значения харизма и образованность. Их у нее тоже нет.

Как я уже упоминал, моего друга Серегу отец порол регулярно. Этот темный человек всерьез полагал, что таким образом он вколачивает в сына воспитание и прилежание. «Меня мой отец всегда драл, — высказался он как-то раз на родительском собрании, когда его пожурили за неправильные методы воспитания, — потому я и вырос нормальным». Экзекуции происходили еженедельно. Обычно по средам. Если к среде Серега ничего не успевал натворить (что бывало редко), отец порол его просто так — для профилактики.

Забавная деталь. Все школьные годы Серега всем говорил, что это не его родной отец, а отчим. Впоследствии выяснилось, что отец у него был родным. Должно быть, Серега стеснялся родителя. По дому папаша ходил всегда в цветастых трусах и тапочках. Характерными чертами его внешности были большое пузо и висячие усы. Я как-то раз сказал другу, что его папка похож на татарина. Серега обиделся, и сказал, что его отец родом из Рязани. Высокий широкоплечий рязанский мужик, отец Сереги отнюдь не был жестокосердным монстром. Сына он порол не со зла, а потому что «так надо». Такой уклад он усвоил от своего отца, а тот от своего. И Серега, что самое удивительное, зла на отца не держал. Я с удивлением услышал от него потом: «Если бы меня отец не порол, не знаю, кто бы из меня вырос»… Но как бы его не пороли, большого ума и ответственности Сереге бог не дал.