Степан Калита - Сполохи детства

— Ну, слава богам. Я и сама, честно говоря, думала, что пора это прекратить.

Секунду назад я собирался навсегда порвать с ней. Но слова Марины меня порядком задели.

— А то, что у нас, по-твоему, несерьезно? — выдавил я.

— Глупенький мальчик, — Марина подошла, хотела обнять меня, но я ее оттолкнул. — Конечно, серьезно, — сказала она. — Но ты же сам сказал, что любишь другую.

— Ну и ладно, — буркнул я, бросил в сердцах: — Все кончено. — И направился к входной двери.

Недели три потом я ее совсем не видел. Мои мысли были заняты другими делами. К тому же, потихоньку развивались отношения с ровесницей. Но потом вдруг уловил в общем коридоре Маринин запах — нежный аромат духов и жареной картошки. Тут же нахлынули воспоминания. Некоторое время я выжидал, потом позвонил ей по телефону. Она сказала, что одна, но чтобы я не приходил, не надо… Но я все равно пришел… Она не пустила меня в квартиру.

— Для тебя же так будет лучше. И мне надо найти себе кого-нибудь…

Я был вне себя от горя. Лежал и представлял, как кого-то другого она мылит в душе и кому-то другому делает потом минет. От тоски хотелось выть, меня душила ревность. Я даже думал, что отомщу ей… Но постепенно буря в душе утихла. Не сразу, через долгие месяцы. Не осталось ни обиды, ни любви, ни переживаний. Одни только теплые воспоминания.

Потом жизнь закрутила меня, взяла в оборот, я жил сначала на съемной квартире, скрываясь от бандитов, потом и вовсе махнул за океан. Я нашел ее зачем-то в социальной сети. Выпил, захотелось узнать, как она. Она написала мне в ответ, прислала по моей просьбе фотографию. На фотографии она с сыном и мужем. Мальчик невысокий, с резко очерченным лицом, похожий на отца. Отец рядом. Мне показалось это удивительным, но они снова сошлись с Мариной, спустя годы. В этом было что-то неправильное. Я понял, что у нас с ней теперь есть общая тайна. Тайна наших отношений. Как знать, не сам ли ревнивец довел ее до измены. Так бывает довольно часто. Скелеты пустых подозрений, подкрепленных постоянными оскорблениями, рано или поздно обретают плоть…

Хотел вырезать многое из этой истории жестким резцом цензора, но понял, что без этих подробностей она станет пресной и ненастоящей. А ведь все это на самом деле было.

Иногда мне печально от того, что пишущий эти строки — всего лишь несовершенное биологическое существо. И оттого ни одному моему замыслу не суждено воплотиться в точности таким, каким я его задумал. На меня человека влияют слишком многие факторы, сбивающие руку, что выводит слова: атмосферное давление, магнитное поле Земли, качество вдыхаемого воздуха, некие неведомые примеси в нем, запахи и звуки. И тело мое невольно реагирует на все внешние раздражители, и разум то функционирует в полную силу, а то замедляется под воздействием среды, и организм подчинен поглощаемому мною воздухом и пище, перерабатываемой в не самую правильную энергию — поскольку и пища чаще всего нездоровая. А еще — меня питают самые разные энергии, которыми насыщен окружающий мир, то и дело они трансформируют мое сознание, искажают восприятие. И лишь одно обстоятельство извиняет меня в том, что моя попытка создать идеальный текст всегда обречена на провал — мои читатели такие же биологические существа, подверженные смене ритмов, приливов и отливов настроений, интеллектуальным пикам и иногда — почти безумию, почти умственной неполноценности. Идеал недостижим, его не существует. И для меня всегда вопрос — нужно ли к нему стремиться. Или лучше следовать своей человеческой природе. Быть может, в шершавой, кое-как вылепленной уродливой форме и кроется подлинное совершенство. Но сколько красоты в математической симметрии! И столько же обезличенной бесчеловечности. Эмоцию, это высшее проявление жизни, нельзя выразить математической формулой и точным графиком. Хотя многие пытаются. Наше чувство дрожит на ветру — то становясь сильнее, то полностью угасая.

Отношения с Богом у меня сложные. Наблюдаются колебания шкалы доверия — от скромной надежды до полного отрицания. Со служителями церкви вообще отношения не заладились. Как-то раз я даже ходил к одному, чтобы поговорить. В период полного отчаяния. Когда казалось — не сегодня, завтра — меня убьют, и потому — принимал в день «по полному стакану», чтобы не чувствовать страх и надеяться на Бога. Его наместник на земле сказал, опустив глаза: «Не надо в храм пьяным приходить». И в этих словах было столько гордыни, что я ощутил одно только презрение к нему. Сказал: «А может, это последнее место, куда я могу сейчас прийти…» Но вышел из храма сразу же. Потом заходил в церковь, конечно — свечку поставить. Но православный я довольно неубедительный, по шкале от одного до десяти — на двоечку. Пост не соблюдаю. Милостыню, правда, подаю. Но и то не всегда. А когда вижу, что человек действительно нуждается. Или у меня сложилось такое настроение — подать, пусть и обманщику, с меня не убудет.

А один мой друг, Диня, верит вполне истово. Говорит: «Раньше я разбрасывал камни, теперь пришло время что-нибудь построить». Знаю я, какие камни он разбрасывал… Мне пришлось с ним покататься по стране. Диня ездил в монастырь на полгода — каялся в прошлых грехах. А потом поступил проще — дал много денег на восстановление храма в какой-то рассейской глуши, и сразу успокоился. Решил, что наладил отношения с Богом. Может, Бог и в самом деле за материальное вознаграждение может дать покой человеческой простой душе. Но что-то я сомневаюсь.

Крестился я поздно. Было мне уже тринадцать лет. Народ тогда потянулся в церкви — это стало модным поветрием. И моя мама решила, что пришла пора ей самой креститься, и крестить своих детей. Особенно я не упирался — было любопытно. К тому же, мама провела небольшую рекламную кампанию, поведав, что крещение смоет с меня все грехи. Не сказать, чтобы их было очень много тогда, и они меня сильно тяготили… Но я подозревал, что нагрешить все же успел, так что перспектива показалась мне заманчивой.

Помню, желающих креститься было много. Передо мной в купель окунали младенца, и он страшно орал. Меня тоже макнули и опрыскали. Выдали крестик на бечевке. Который я поначалу надел на шею. Но через неделю потерял. Точнее говоря, он попросту исчез. Я пошел на тренировку, снял крестик и оставил в раздевалке. И только вечером хватился — что креста на мне нет. Ну, потерял и потерял… Никакого особенного расстройства не ощутил. Хотя в крестильном кресте, может, и заключена какая-то особая сила. Так говорят. Не знаю. Я в мистику не верю. А может быть, верю. Тоже не знаю.

Но еще через неделю на том месте возле плотины, где мы копали старинные монеты на продажу, я вырыл из земли серебряную вещицу — потемневшую от времени, с зеленым налетом, пятиконечную звездочку в круге. И что-то меня, помню, так обрадовала эта находка, что я решил не везти ее на Птичий рынок, а оставить себе. Тут я еще случайным образом нашел цепочку. Она оказалась накручена на старую дверную петлю выброшенной кем-то кухонной двери. Дверь тоже невесть кто прислонил к стене дома — должно быть, ему лень было тащить ее на помойку. Цепочка со старинной вещицей сочеталась идеально. Продев ее, я повесил звезду на шею. Причем, продел абсолютно случайно так, что звезда получилась перевернутой. Мне отчего-то нравилось именно так. Уже позже я узнал, что перевернутая звезда — символ зла. Но тогда я об этом даже не подозревал.