Степан Калита - Сполохи детства

Я миновал вышибалу на дверях, здоровенный лысый мужик в спортивном костюме, прошел пустынным коридором общаги, мимо открытой двери кухни, воняющей помоями (на ней сидели местные обитатели, втроем вокруг одной большой кастрюли, накручивали на вилки лапшу). Вниз вела прокуренная лестница, хоть топор вешай. На площадках чадили курильщики, жадно втягивая табачный дым в легкие. Пересек школьный двор, где гоняли в футбол беззаботные ребята, миновал несколько жилых домов, дошел до продуктового, вход в винный был с торца. Здесь вечно собирались люди с сизыми лицами, соображающие на троих. В магазине оказалась очередь — завезли водку. Коньяка не было. Только портвейн и водка. Я решил, лучше водка, чем ничего. И примерно через полчаса взял две бутылки. Сунул их в карманы штанов, прикрыл рубашкой… Когда миновал охранника на входе в подпольный игровой зал, он потребовал показать, что несу.

— Со своим нельзя!

— Как нельзя? — опешил я. — Я не для себя…

— Да какая мне разница. Нельзя!

Тут, к счастью, появился Рыжий, куда мрачнее, чем раньше.

— Где где ходишь?! — буркнул он, не обращая внимания на вышибалу.

— Там очередь, — пробормотал я. — И не пускают…

— Кто?! Не пускает?! — взвился Рыжий, уставился на охранника. Тот отвернулся, изображая безразличие. — Этот, что ли? — Бутылки оказались в его руках, и он удивленно протянул: — Во-о-одка? А че, коньяка не было?

— Не было.

— Ну ты, блин… Ладно, пошли.

Внутри Рыжий потребовал принести стаканы. Присел за столик, поставил две бутылки.

— Вот и поиграли, — сказал он, разливая.

— А что, все уже?…

— А что все уже?! — передразнил Рыжий. — Все, бля. Проиграл, на хер все. Очко — оно такое. — Выругался. — Сдача где?

Я протянул деньги. Он тщательно пересчитал мятые рубли и мелочь. Удовлетворенно кивнул… Затем налил стакан и медленно выпил залпом. Кадык так и ходил под кожей… Рыжий сразу захмелел, маленькие глазки его заблестели, исподлобья он оглядел заведение… А в следующие полчаса Рыжий нажрался в свинью… точнее, в ревущего не своим голосом молодого и сильного кабана. Животное сначала бросалось на местное беспокойное начальство, потом засветило парню в жилетке по скуле. Охранник и еще двое схватили Рыжего, протащили через все заведение, сшибая стулья, и выкинули в коридор. Я аккуратно просочился следом. Но на этот раз Рыжий вернулся. Ворвался внутрь и принялся переворачивать столы. Тогда его уронили лицом об пол, немного попинали, пронесли через коридор и кинули вниз с лестницы. Я думал, после такого падения выжить невозможно. Но он пересчитал ступени, врезался мордой в стену и остался сидеть на прокуренной лестничной площадке, пересчитывая снова и снова рассыпавшуюся мелочь. Я помог ему собрать деньги, сунул их ему в карман, и потащил Рыжего на улицу. Губы у него были разбиты, бровь рассечена, общежитие он порядком закапал кровью — с третьего до первого этажа.

Через весь район тащить Рыжего было тяжело. И я попытался уложить его на лавку, чтобы он немного пришел в себя. Но ничего не вышло. Рыжий вдруг снова очнулся, взревел и кинулся обратно к общежитию. Я рассудил, что возвращаться и мне тоже туда нет никакого резона. Побродил по округе. Вскоре со стороны общежития послышался звон разбитых стекол, крики. Я поспешил туда, и увидел, что Рыжий швыряет вверх камни, а из разбитого окна его свирепо матерят.

— О! Степка! — он увидел меня, сразу потерял интерес к заведению, где проиграл деньги. — Пошли за водкой.

— Может, тебе хватит? — попытался я его урезонить.

— Чего-о?! — Рыжий был неуправляем, схватил меня за рукав, толкнул вперед. — За водкой, тебе говорю.

У магазина, купив пиво, а не водку, он, к счастью, встретил знакомых, и я потихоньку свинтил… по-английски, не прощаясь…

В следующий раз я увидел Рыжего только неделю спустя.

— О! — он снова обрадовался мне, как старому другу. — Здорово!

Мы пожали руки.

— Ну чего, ты как? — спросил он.

— Нормально, — ответил я. В отличие от Рыжего я пока что совсем не пил. Только коньяк, который он заставил меня проглотить.

— А я, прикинь, два дня бухал. Вообще, не помню, как мы с тобой оттуда ушли. Но ты мужик, молодец. Настоящий товарищ! — Рыжий хлопнул меня по плечу. — Как ты меня тащил… Помню, помню… Все помню. Ты… — он замялся, подыскивая подходящее слово. — Человек!

— Спасибо, — сказал я.

— Ты это… к нам в подвал приходи. Посидим. Побухаем.

— Хорошо, — согласился я.

Сразу же шевельнулась мысль, что в этом подвале было бы очень неплохо запереть их, и оставить умирать — от голода и жажды… Что я и проделал через пару дней. Запер их на большой амбарный замок, специально приобретенный для этих нужд в местном хозяйственном магазине… Но их выпустили тем же вечером. Каким-то образом узникам удалось докричаться до проходившего мимо подвала сантехника. Я понял, что идея была не самая удачная. Надо тщательнее продумать план действий. Иначе ничего не выйдет. Только подставлюсь сам.

Еще когда я только начинал писать, я часто слышал упреки, что надо разъяснить то и это, и неплохо было бы узнать, как дальше сложилась судьба этого персонажа. Но что поделать, если это не персонаж, а живой человек? Что поделать, если я и сам не знаю, как и чем он жил и от чего умер? Как быть, если эти записи — и есть самое жизнь? От записок социопата, от его детских воспоминаний, читатели требуют большей логики и последовательности, чем от реальной жизни. Но это невозможно. Нельзя хаос бытия превратить в стройную понятную картину, полную порядка. Как нельзя выдумать абсолютно реальные детали, ставшие плотью этого повествования.

В подвале, где тусовалась Банда, бывали самые разные люди. И девчонок там перебывало немерено. В том числе и при мне. Не знаю, что они находили в Самце, но слетались девчонки на него, как мухи с радужными крылышками и брюшками на натуральную гниющую нутром падаль. Неправда, будто бы обласканный вниманием женщин «самец» всегда лучше других представителей своего пола. Ложь, будто бы женщины хорошо разбираются в мужчинах. Эта тяга — что-то физиологическое. У таких «самцов» особый гормональный фон, созидающий привлекательность для женщин. Так же и женщина, будучи последней дрянью, может очень нравиться мужчинам — хотя, казалось бы, она не отличается ни умом, ни красотой, ни хотя бы верностью. Удивляешься, бывает, что такой хороший мужик нашел в этой стерве, почему за нее держится? Вроде бы, нормальный человек, а попал в настоящую эмоциональную ловушку…

И не только Самец, вся Банда была обласкана вниманием прекрасного пола. Девочкам нравилась отчаянная бесшабашность пацанов. То, что они плюют на условности, вроде образования и работы. И живут абсолютно свободно, в свое удовольствие. Некоторые потом сильно разочаровывались в этой мрази, наталкиваясь на жестокость и равнодушие, присущее пустым, как барабан, людям. Иные позволяли обращаться с собой, как с половой тряпкой, использовать, как угодно, и бить от случая к случаю, лишь бы быть рядом.