Степан Калита - Сполохи детства

— Неплохо звучит, — одобрил я, — только я в этом ничего не понимаю.

— Да я тоже мало что в этом понимаю. Но у меня друг есть, цыган, Яшка. Он говорит, наркота — самый верный способ разбогатеть. Ты бы видел его дом в деревне. Особенно внутри. Сплошные ковры из шерсти, золотом все обшито. Может, будем вместе с ними кое-что мутить…

Слово «разбогатеть» звучало в лексиконе Рыжего чаще любых других. Он был буквально одержим деньгами. Ему казалось, что в жизни они — главное. И для того, чтобы «разбогатеть», можно пойти на все. Например, подсадить детей на наркотики. Почему бы и нет — если они потом понесут ему денежки родителей за очередную дозу.

Кстати, частично свой план Рыжий осуществил. Банда успешно продавала циклодол, солутан, паркопан и прочую химию. Паркопан по силе воздействия на мозг сравнивали с ЛСД.

Я попробовал все таблетки. Никогда не был чужд экспериментам с наркотическими веществами. Повезло, что в мой организм и психику вшит мощный защитный механизм — никогда не подсаживаюсь.

— Только не подсядь, — предупреждал и Рыжий, отсыпая мне таблетки.

— Я же только попробовать.

Циклодоловые и паркопановые галлюцинации, должен сказать, мне совсем не понравились. Мой мозг порождал странные готические символы на рояльных клавишах, органную музыку, крошечных монахов в балахонах, кровавые потеки на стенах. А еще бесконечно трезвонил дверной звонок, хотя за дверью никого не было. Антидепрессанты и транквилизаторы и вовсе действовали на меня угнетающе. Я не нервничал, но и не чувствовал почти никаких эмоций. Такое одервенение психики меня тоже не впечатлило. Я решил эксперименты с таблетками прекратить. Тем более, после их приема наблюдались неприятные симптомы: расфокусировка зрения (невозможно было различить объекты вблизи) и проблемы с памятью. А своей уникальной памятью я всегда дорожил…

С Бандой я виделся нечасто. Но они все равно принимали меня за своего. В этом, очевидно, была большая заслуга Рыжего, который меня всячески привечал и нахваливал. А я его, и прочих отморозков, отчаянно ненавидел. И конечно, боялся. Они уже перешагнули грань человеческого, и от них отчетливо смердело смертью.

Вадим Монин был умным начитанным пареньком, но влюбился в шлюху. Эта неприятность случилась с ним однажды. И испортила Вадиму всю жизнь.

«Буйство матки», о котором так много говорят, отнюдь не миф. У девочки Кати оно началось лет в тринадцать, а к пятнадцати годам счет побывавших в ней мужиков шел на сотни. Мама Кати пила беспробудно. И постоянно меняла ухажеров. Катя, по всей видимости, брала с родительницы пример. Блядство было у нее в крови, так сказать. Но в отличие от мамаши, чей потрепанный вид не вызывал ничего кроме жалости, дочка была красива, как ангел, и привлекательна необыкновенно. Эдакий развратный ангелочек без крылышек, способный любого мужика так укатать, что мало не покажется.

Пацаны ходили к ней группами. И она, ничуть не смущаясь, устраивала с ними настоящие оргии, как в немецкой порнухе, считая такое времяпровождение вполне нормальным. При этом ей даже в голову не приходило брать с ребят деньги. Ведь удовольствие получали все. И она тоже.

В школе учителя частенько ругали рано созревшую девицу за аморализм. Приличные девочки Катю сторонились и искренне ненавидели. Причиной этой ненависти было непонимание — как она так может, жить безнравственно и свободно — и, как ни парадоксально это прозвучит, зависть. Некоторым зажатым девочкам хотелось сбросить все приличия, и тоже броситься в пучину разврата. Не позволяли воспитание и страх наказания.

Кате было глубоко плевать на осуждение окружающих. Тем более, несмотря на ненависть, плохого ей никто не делал. Девчонки, может, и сотворили бы какую-нибудь пакость, но опасались заступников из старших классов — ребята, понятное дело, были за Катю горой. Помню, как ангелочка отчитывали при всем классе.

— Ты же девушка. Как можно так себя вести? Ведь у девушки должна быть честь. Она должна блюсти невинность. Иначе кто ты? Кто ты?! — вопрошала толстая учительница с лицом, отмеченным печатью вечного раздражения. — Просто подстилка! — отвечала она сама на свой вопрос.

Катя слушала с безразличным видом, теребя пуговицу на платье.

— Ты понимаешь, что я говорю?! — голос учительницы зазвучал еще громче.

— Ну да, — ответила Катя.

— Что «ну да»?!

— Ну да. Понимаю… — Голосок у Катюши был тихий, как у скромняшки Аленушки. И глаза такие же большие, васильковые и манящие.

Все слова порицания — как об стену горох. Эту поговорку словно специально придумали, чтобы описать феномен шлюховатой Кати.

Потом я слышал, как захлебываясь от распиравшего его чувства Вадим Монин лопочет:

— К ней грязь не прилипает. Она сама чистота. Сама чистота…

Парни, слушая речи этого обезумевшего от любви идиота, только пальцами у виска крутили. «Да ее пол района имело!» Другие говорили: «Давно по рукам пошла!»

Вадим был среди тех, кто однажды наведался в компании в гости к Кате. И там впервые познал женщину. Его друзья, не предвидя последствий, оставили Вадима с ангелочком один на один, понимая, что так ему будет проще расстаться с девственностью. Никто и не предполагал, что из этого выйдет.

— Я люблю ее! — заявил Вадим на следующий день друзьям. И еще: — Вы больше к ней ходить не будете!

— Да пошел ты, — рассердился Олег Муравьев. — Катька — не твоя. Она общественная. Понял?

— Это ты пошел! — пухлый неспортивный Монин надвинулся на высокого широкоплечего Олега с кулаками. — Говорю же, я люблю ее…

Влюбленный и предположить не мог, что его порыв не одобрит сама Катя. В ответ на пылкие признания и заверения, что он будет оберегать ее всю жизнь, девушка рассмеялась.

— Ты что о себе возомнил? — сказала она. — Подумаешь, разок трахнулись. Я как встречалась с парнями, так и буду встречаться.

Вадим опешил.

— Но разве ты не хочешь, — пробормотал он, — стать верной женой, матерью наших детей, жить со мной всю жизнь до старости?

— Еще чего, — Катя усмехнулась. — Я люблю секс. И буду им заниматься. Ты тоже можешь ко мне приходить. Но замуж я за тебя не выйду… Никогда.

Покраснев от нетерпимого разочарования, Монин с досадой в голосе заявил:

— Ты сама не понимаешь, чего хочешь. Но я все равно на тебе женюсь.

Свое обещание он сдержал. Впереди были годы чудовищных моральных мучений. Вадик ревновал. Гонял Катиных кавалеров. Дарил ей подарки. Был терпелив. Узнавал от других о ее изменах. Терпел насмешки. Покупал цветы. Заверял Катю, что он все равно с ней навсегда. Терпел ее новые насмешки. Опять — измены. И снова ревновал. От любви он натурально высох. Из пухлого щекастого подростка превратился в тощего молодого человека с бледной кожей и лихорадочным блеском в глазах.