Мила Иванцова - Живые книги

— Мечта умереть, хотя бы и красиво, — это глупость, это не креативно! — сказала Женька, закручивая бутылочку с лаком. — Ты же сама попросила чаек и паруса, а теперь будешь страдать… Хочешь, смоем и нарисуем цветы. Или ноты, я умею, хочешь?

— Да рисуй уж, хоть так буду смотреть… Может, с красивыми ногтями не страшно и… — Амалия устало всхлипнула.

— Опять ты о своем?! Ну что с тобой делать? А знаешь, какие покойники страшные? А еще, бывает, как не сразу найдут — так вообще… Представь на минутку — красотка с ногтями в чайках, которая пролежала в квартире с неделю! В конце мая! Беееееее… — Женька скривила рожицу, и хотя была «под коньяком», но старалась внимательно контролировать реакции Амалии, потому что изрядно была напугана ее решительным нежеланием жить, и кто знает, чем бы закончился этот день, если б не она. То есть, если бы не Виктор.

«Ой-ой! Он все еще ждет в машине!» — вздрогнула девушка.

И только Женька подумала о нем, как зажужжал в кармане мобильный.

— Сори! — Она выхватила трубку и бросилась на кухню, спотыкаясь о коробки.

— Ты еще там или я тебя пропустил? Ну что? Я ведь уже час жду!

— Все под контролем, шеф! — старательно произнесла Женька.

— Что? — насторожился Виктор.

— Все под ко… контролем!

— Вы что, пьете там?

— Так надо. Это антистресс! И такой себе женский брудершафт! Подходите и вы. Только коньяка и так было полбутылки, а уже на донышке осталось. Приходите со своим! — засмеялась она.

— Нет, вы уж как-нибудь без меня… Я за рулем, — улыбнулся Виктор и попытался представить мизансцену, но ничего у него не получилось.

— Ну да. Понедельничек у меня еще тот! То езда с…

— Эй-эй! Ты там не болтай лишнего! Скажи, она там в порядке?

— Уже ничего так. Было хуже. Лечу. Маникюр делаю.

— Какой маникюр?

— Какой-какой? С чайками и парусниками!

— Ты шутишь?

— Нет. Крест на пупе! Поднимайтесь, покажем!

— Женя! Я тебя умоляю! Ни слова обо мне! Ты уже по пьяни проболталась?

— Нет! Рот на замке! Вы уж сами как-то выпутывайтесь, раз так вляпались.

— Надеюсь, она тебя не слышит?

— Надеюсь, — эхом повторила Женька.

— Слышь, а обо мне речи не было? — осторожно закинул Виктор.

— Нет. Будто у нас нет других тем! Все, зовут меня. Пока!

— Так тебя ждать или как? Ты там надолго засела?

— Как карта ляжет, не знаю. Хорошо сидим… Понимаем друг друга и жалеем. Как две лесбиянки.

— Ну, ты скажешь! Нет, это полный дурдом… Так как она все же? Переживает? А рука как? Локоть?

— Какой локоть? Человек жить не хотел! Но пока отложили эту тему, вот, промываю мозги. Знаете что… Вы нам очень помогли бы, если бы купили несколько пакетиков кошачьей хавки. Или ливерной колбасы, а?

— Ты в здравом уме? Пусть еще ливерка, когда нечем закусывать, но кошачья еда — это уже извращение!

— Нет, ни хрена они не понимают, эти мужчины. Езжайте домой! — вздохнула Женька и выключила трубку.

Амалия все еще сидела на полу, уставившись в блестящие маникюрные инструменты, а кошка оставалась выше, на кровати, только изменила позу. И Женька вдруг заметила сходство их граций.

— Это мой парень звонил, — сообщила Женька, не дожидаясь вопросов.

— Говорил, что любит тебя?

— Нет, не говорил, — улыбнулась девушка.

— Говорил, что это навсегда?

— Нет.

— По крайней мере, честно. Давно спите вместе?

— Не спим.

— Пока не спите.

— Ну… Кхе…

— Не верь ему. Потому что сначала «навсегда», а потом…

Амалия опять царапнула сама себя по больному, всхлипнула, и слезы снова покатились по ее щекам. А Женька заметила, что бутылка на коробке перед нею уже пуста.

— Да пошел он! Тоже мне! И чего ты вцепилась в это свое прошлое? Вот представь себе на миг — скольких баб на свете мужчины бортонули? Ты думаешь, ты первая? А если бы каждая после этого да накладывала на себя руки? Так бы и род людской перевелся! Вон мой батя тоже учудил — не надо далеко ходить… Мать выла и на стену дралась, ходила, как зомби, я это прекрасно помню, хоть и была еще маленькой.

Амалия поморгала глазами, протерла их ладонями, стараясь не испортить свежий маникюр, и уставилась на Женьку заинтересованным взглядом.

— И что?

— Что? — удивилась Женька.

— Ну, мама твоя?

— Ааа… Ну… Если коротко — то снова вышла замуж.

— Правда?

— Ага.

Повисла пауза.

— Как-то ты это так сказала…

— Как?

— Не очень радостно.

Женька не ответила, просто махнула рукой.

— Иди ко мне, — позвала ее Амалия.

Девушка подошла, встала возле красивой женщины с заплаканными глазами и растрепанными волосами, которая сидела на полу в длинной цветастой грязной юбке и в мятой белой блузке, половина пуговиц которой расстегнулась. Только вчера она познакомилась с этой элегантной дамой, казавшейся столь отличной от всех других и своей внешностью, и поведением, и манерами, и своей загадочной грустью, просвечивавшей сквозь ее улыбку и даже сквозь смех. Им было так хорошо тогда вместе в кафе… И вот открылась потайная дверца в ее настоящую жизнь… Девушке стало очень жалко и эту даму, и маму, и себя саму — какая-то такая непредсказуемая эта женская жизнь, и каждой хочется, чтобы все было супер, а везет ли хоть кому прожить безоблачно?

Женька погладила Амалию по голове и уселась рядом, та обняла девушку обеими руками, вдохнула запах ее волос, будто всхлипнула без слез, и тихо заговорила в самое ухо:

— Да, горько, так горько… В груди аж печет… Видно, именно там и находится у человека душа… — Она приложила ладонь себе к груди, туда, куда в детстве мамы ставят всем горчичники. — У твоей мамы хоть ты была, был смысл жить, растить ребенка, быть нужной… А мне зачем? Может, я бы и нашла себе работу, заработала бы на хлеб, но кому нужна моя жизнь?! Вставать утром, одеваться, идти куда-то, сидеть там до вечера, чтобы дважды в месяц получать деньги, платить за эту жалкую «жилплощадь», за вонючие маршрутки, покупать ливерку, варить картофель в мундире и считать копейки до следующей зарплаты? Мы так когда-то и жили с мамой в нашем городке, я помню… Зачем мне это? Или кому-то другому? У меня никого нет. И нет человека, которому без меня станет хуже. Так же, как никому не станет лучше, если я останусь… Я не вижу смысла бороться, прилагать усилия…

Амалия замолчала и начала раскачиваться из стороны в сторону, держа Женьку в объятиях. Той было тепло и уютно, она не прислушивалась к каждому из произнесенных слов, но понимала одно — Амалия снова пошла по кругу, снова внушала себе, что дальнейшая ее жизнь «вот так» не имеет никакого смысла. Женька не знала, что именно делают с депрессивными пациентами врачи или психотерапевты, которых она иногда видела в кино, но какая-то внутренняя ее «чуйка» подтолкнула изменить тему разговора, перенаправить ход мыслей Амалии в другое русло. Но в какое именно?