Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

— Надоело, — согласился Лимон. — Но и над переводами, где несложный текст, мозги сушить — не вдохновляет.

— Не понимаю, — пригорюнился Иван Антонович. — Вы еще сравнительно молодой человек. Должна же у вас мечта какая-то быть!

— Это я только сверху молодой, — погладил лысину Лимон. — А мечта есть. Как же без мечты! Мы без нее удавимся…

Дома достал из холодильника полбутылки рисовой, посмотрел на свет и назад поставил. Как ни ломило тело от ночной работы, как ни горели плечи от лямок, но решил поспать без обезболивающего — вечером голова должна быть ясной.

Спал плохо, слышал сквозь сон вопли во дворе, стук на нижнем этаже, ругань за окном. Проснулся к вечеру — тусклый свет в кухонном окне наливался закатной краснотой. Опять тучи ползли. Желто-серая грязная морось пятнала стекла. Долго стоял под душем, хлеща себя ледяной водой, извел почти все жетоны. Но зато поужинал с аппетитом и почувствовал, как вольно затолкалась по жилам кровь.

Сходил за машиной уже в сумерках, подогнал к дому. Пока распихивал под сиденья налетное имущество, совсем стемнело. Ровный тихий дождь барабанил по крыше машины, когда Лимон, притормаживая на колдобинах, выбрался на Большой Сухаревский. Призывно горело окошко в булочной на углу, и Лимон поневоле вздохнул. А потом сцепил зубы и приказал себе ни о чем таком не думать — это расслабляет.

Трижды, пока добрался до последней городской заставы службы безопасности движения, его останавливали. И каждый раз, едва взглянув на пропуск саночистки, дорожники отвязывались. По Варшавке Лимон докатил до кольцевой развязки, пересек мост через Битцу. Слева блеснула цепь прудов, и он свернул на неширокую дорогу к дачному поселку. Проехал с километр, поозирался и загнал машину в редкую поросль ольхи и березы. Место он присмотрел заранее — кювет у дороги был мелкий и травянистый.

Посидел, уцепившись за баранку и бесцельно глядя во тьму. Потом забормотал еле слышно:

— Господи! Я знаю, ты меня не очень уважаешь… Может, не за что, хоть я сирых и убогих не обижаю. Не хочешь помочь, так отвернись, не мешай… Ладно? Грехов-то на мне мало, пустяковые грехи… Поэтому, батя, не толкай под руку, дай шанс!

С тем и выбрался из машины. Проглотил таблетку транквилизатора, постоял, присматриваясь к темноте. Вскоре почувствовал, что тьма словно поредела. Теперь он видел отдельные деревья, с которых капала дождевая влага. Набросил капюшон, закурил, посмотрел в тусклом свете затяжки на часы. Еще десяти не было, а казалось, что ночь наступила сто лет назад. В одиннадцатом часу мелькнули желтые фары, с тихим мощным рокотом мимо прошел на Москву знакомый «фольксваген». Это Лоб возвращался с дачи… Следовательно, деньги он хозяину привез, привычный ход вещей не нарушен, надо было окончательно решаться.

Вернулся к машине, достал коробочку с гримом из «Детского мира», неторопливо испятнал коричневым лицо и руки. Привязал к петле воротника куртки чехол с финкой, потренировался ее выхватывать. Рассовал по карманам баллончик с паралитическим газом, заряженный шприц-присоску, кровельные ножницы; перчатки. Саперную лопатку привесил на брючный пояс и полой куртки прикрыл. Затянул мешочек с отмычками, куда и спички охотничьи бросил. Нацепил на шею вроде ладанки, за рубашку затолкал. Поверху надел ремень бинокля с инфракрасными насадками. Застегнул куртку, попрыгал, проверяя, не брякает ли снаряжение. Оставалось засунуть за пазуху механическую кошку, а в руку взять кусок кабеля…

— Готов! — сказал вслух Лимон и испугался этой готовности до спазма в желудке. — Спокойно, Лимоша… Какие, к черту, нервы после Кандагара!

Транквилизатор уже вовсю действовал — веселая злость толкнула вперед. Лес был редкий, истоптанный людьми и собаками. Лимон шел без помех, пока не уткнулся в насыпь заброшенной железнодорожной ветки, которая дугой огибала дачные участки. У насыпи Лимон встал под приметную корявую березу, приложил к глазам бинокль. Дача на Богучарской влезла в окуляры. Двор был пуст — собака наверняка пряталась от дождя. Как ни вглядывался Лимон в зеленоватый, словно вода, фон, тускло-красных силуэтов теплокровных существ, движения во дворе он не заметил. Скорей всего, и охранники кучковались где-нибудь под крышей. Это Лимону не понравилось. Он изучил точки, где обычно торчали гориллы, — под кустом сирени возле ворот и за поленницей дров у сарая. Придется затаиться в бабкином огороде, спешить некуда. Чем-нибудь себя выдадут…

Он разжевал еще одну горьковатую таблетку. Зашел в дачный поселок с улицы, где жила старушка, продававшая яблоки. Тихо открыл калитку. Одна ставня на избе была полуотворена, и крохотный огонек лампадки мелькнул за стеклом. Пошел вдоль малины у глухой стены. С крыши сочилась вода и барабанила по капюшону. Ему показалось, что этот грохот слышен за километр, и он открыл голову. Знобкое покалывание дождевых струй приятно освежило взопревшую лысину, к тому же исчезла звуковая завеса.

Свет из мансардного окна дачи мешал смотреть во двор за металлической сеткой, и Лимон медленно двинулся вдоль ограды, пока не очутился напротив собачьего сарайчика. Это неуклюжее строение закрыло окно дачи, и во дворе, под рассеянным, отраженным дождевыми струями светом, хорошо проступили детали — мокрые редкие яблони, поленница, кривая темная дорожка. Лимон залег в тени сарайчика, среди каких-то жестких будыльев, прямо в раскисшей грядке, и стал наблюдать.

Уже через несколько минут он похвалил себя за осмотрительность — неподалеку что-то стукнуло, раздался тихий кашель. Долетели обрывки разговора. Теперь Лимон знал, что гориллы прячутся в сарае. Пора было выманивать собаку… Он достал из-за пазухи кошку, погладил ее зачем-то, перебирая шелковистую шерстку, и включил кнопку на горле. Кошка ожила, задергала лапками, а потом над огородами пронесся хриплый вой. Тут же в сарайчике басовитым рычанием отозвалась собака. Лимон выключил кошку и прислушался.

— Это соседская, — сказал хрипатый голос. — Такая шалава, постоянно дразнит собаку.

Дверь сарайчика скрипнула, темная фигура показалась из-за поленницы. Лимон вжался в грязь. Когда фигура исчезла из светлого пятна, он снова включил кошку. Охранник тут же выскочил, схватил, бормоча проклятия, комок земли и швырнул в сетку. Собака залаяла.

— Гадина такая! — сказал второй голос. — Возьми фонарь…

Лимон перекатился за угол баньки. Охранники вдвоем походили вдоль ограды, подсвечивая фонариком.

— Увижу — убью, — сказал хрипатый. — Ее, сволочь, на любовь потянуло. Будет всю ночь орать, а собака — с ума сходить. Завтра хозяин рожу скривит — спать их сиятельству не давали.

Они убрались. Лимон переместился в самый угол огорода, в разлапистые кусты смородины. От мокрых листьев шел тонкий, грустный запах увядания. И опять в стоячем воздухе, полном влаги, раздался резкий и наглый кошачий вопль. Лимон рассчитал правильно — охранники уже не вышли из сарайчика, а спустили собаку. Едва он успел бросить на сетку вопящую кошку и достать баллончик с газом, как на ограду прыгнул мастифф, давясь яростным хрипом. Он почти доставал башкой до края сетки. Лимон придержал дыхание и нажал головку баллончика. И давил ее до тех пор, пока собака не сползла наземь. Кровельными ножницами он распорол сетку, словно бумагу, и в два прыжка достиг сарая.