Макс фон дер Грюн - Лавина

— Несколько жидковато все это, новости Цирера не столь грандиозны. Удивляюсь, почему он не пришел с ними сразу ко мне.

Хётгер кивнул, Адам, будто в забытьи, что-то рисовал на листке бумаги; я не был уверен, что он вообще слушал.

Шнайдер продолжал:

— Благодарю вас все же, господин Вольф. Мы должны серьезно подумать, как покрепче связать вас производством. Гебхардта вы заменить не сможете, у вас не хватает опыта, в коммерческом деле много мелких и вроде бы второстепенных вещей, которые надо детально изучить. С другой стороны, неопределенность вашего положения нетерпима, мы производственная единица, а не благотворительное общество. Поэтому я предлагаю: вы возглавите отдел рекламы внутри нашей страны и за рубежом. Вы человек, обладающий богатой фантазией, обслуживание клиентов не составит для вас труда, я не возражаю, если вы найдете и новых клиентов. Ну как, согласны?

Хётгер и Адам ободряюще мне кивнули, при этом Адам не переставал что-то царапать на бумаге. У него было такое сосредоточенное выражение лица, будто он решал важную техническую проблему.

После того как мы при полном взаимопонимании обсудили все пункты повестки дня, Хётгер постучал по столу костяшками пальцев и попросил внимания. Мы недоуменно посмотрели на него. Обычно он предпочитал отмалчиваться, и даже приходилось тянуть его за язык.

— Коллега Шнайдер, — сказал он, — добился, чтобы мы работали сверхурочно: по десять часов в месяц, пока в течение квартала. Правление одобрило это, производственный совет одобрил, оба из опасения, что мы не выполним обязательства по поставкам.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Шнайдер.

— Я хочу сказать, что это ненормальная ситуация. Профсоюз борется за тридцатипятичасовую неделю, устраивает ради этого демонстрации, объявляет ради этого забастовки, а что делаем мы? Мы работаем больше часов, чем имеем право по коллективному договору. Я не вижу смысла в переработке.

— А я вижу, — возразил Шнайдер. — Если мы задержим поставки, это может стоить нам потери клиентуры.

— Народ ропщет. Когда я иду по заводу, мне хамят. Я думаю, что недовольство рабочих может повлечь за собой худшие последствия, чем невыполнение поставок.

— И что ты предлагаешь? Что вы предлагаете?

Шнайдер оглядел всех. Не трудно было понять, что наше мнение не особенно его интересует. Главным для него было благополучие завода, и он знал, что в настоящее время сверхурочным часам не было никакой альтернативы.

— Предлагаю покончить с этой темой, — сказал он. — Правление решило ввести сверхурочные часы, производственный совет, хоть и со скрежетом зубовным, поддержал. Мы не можем каждую неделю менять свои решения, люди должны знать, что им делать.

— Это так, — вмешался тогда Адам. — Наше решение было правильным, но возражения Хётгера тоже правильны. Поэтому предлагаю компромисс: производственный совет контролирует выполнение решения в последующие три месяца, а потом мы обсудим все заново.

— Мы могли бы, например, нанять новых людей, — сказал Хётгер.

— А что будем делать, если перестанут поступать заказы? — спросил Шнайдер. — Увольнять?

— Именно в этом и проблема, — поддакнул Адам.

После окончания заседания, когда я вместе с Адамом и Хётгером вышел в приемную, секретарша Шнайдера сунула мне в руки какую-то записку.

— Вас просят позвонить по этому номеру, — сказала она. — Вас соединить?

— Пожалуйста, — ответил я.

У телефона был Саша. Еще никогда он не звонил на завод, тем более во время заседания правления.

— Господин Вольф, — сказал он, — не могли бы вы прийти сегодня на нашу городскую квартиру? Мой брат тоже там будет. У нас к вам неотложное дело. Вас не затруднит? Может быть, сегодня в восемь вечера?

Я согласился и положил трубку.

Шнайдер наблюдал за мной из своего кабинета; когда я клал трубку, он медленно вошел в приемную.

— У вас смущенный вид, — сказал он. — Какие-то личные дела?

— Нет. Это был Саша Бёмер.

— Смотри-ка. Юноша вернулся на родину.

— Оба брата. Они просят меня прийти сегодня вечером на городскую квартиру. У них ко мне неотложное дело.

— А что тут необычного? Они оба поручили вам блюсти их интересы.

— Вероятно, до этого они звонили моей жене. Она послала по моему адресу не самые лестные слова.

— Тем не менее надо пойти. И тут же расскажите мне, как только вернетесь, все равно в какое время.

— Хорошо. Если не возражаете, я попрошу вашу дочь меня сопровождать.

Шнайдер только кивнул, как будто предугадал мою просьбу, и показал на телефон.

— Позвоните. Она должна быть дома.

Он даже не старался изобразить, что не слушает. Наоборот, сел на край стола и ждал, пока я наберу номер Матильды.

— Я договорился с близнецами прийти в восемь на городскую квартиру, — сказал я как можно более непринужденно, — и хотел бы, чтобы ты поехала со мной. Я звоню с завода, твой отец сидит рядом, он не против… Ты же знаешь, почему я хочу, чтобы ты была со мной…

— Конечно. Где мы встретимся? Лучше всего я за тобой заеду.

Шнайдер насмешливо смотрел на меня, когда я клал трубку и не знал, что сказать. Меня обидело его замечание:

— Не перестаю удивляться, как легко смутить мужчин в вашем возрасте; я считаю неразумным брать с собой мою дочь, но думаю, у вас есть на то свои причины и моя дочь их знает. А сейчас ничего мне не рассказывайте, расскажете, когда все будет позади. Надеюсь, вы не испортите все вконец.

По дороге домой, который не был моим домом, я купил рубашки и нижнее белье. Криста пока еще не прислала мои вещи, а я был слишком горд, чтобы напоминать ей об этом по телефону. Ее медлительность я объяснял желанием отомстить.

Матильда позвонила снизу в половине восьмого. Она не поднялась, сказала только по переговорному устройству, что будет ждать у подъезда.

Едва я сел в машину, как Матильда затараторила, вовсе не обращая внимания на мое настроение. После звонка Саши у меня в животе заныло; я был не в состоянии проглотить ни кусочка, хотя холодильник был полон.

— Я должна тебе что-то рассказать, Вольфик, это забавно, да нет, грустно. Позавчера на Клеппингштрассе я попала в объятия моей матери. Просто случайно, даже не смогла увернуться. Тип в военном мундире, рядом с которым она шествовала, тупо пялился по сторонам. И посмотрел на меня так, будто я восьмое чудо света, у него глаза чуть не вылезли из орбит. Да, моя мать опять подцепила военного, иначе она никак не может. А знаешь, как она со мной поздоровалась? «Вот неожиданность, дорогая соседка! — воскликнула она. — Ведь мы не виделись целую вечность!» «Какой случай!» — подтвердила я, ведь я сразу поняла, что она не хочет признаться своему военному, что у нее взрослая дочь. Она хладнокровно отреклась от меня, и в ту минуту я была ей за это даже благодарна. «Это мой друг», — представила она мне своего спутника, поглядев на мундир как на дар божий. «Желаю счастья», — только и обронила я. Мужчина — настоящий великан, не меньше ста девяноста сантиметров роста.