Елена Блонди - Инга. Мир

— Так жизнь и летит, Инуся. Пашка, значит, как стал плешиветь совсем, завел себе молодую бабу. С понаехавших. А я думаю, чего он меня гнобит, то не так, тут не эдак. Ходишь, Виола, не так, мало задом крутишь, а чего глаза не накрасила, а почему чулки блядские не надеваешь. У меня значит, каждый день девять часов работы, да ужин на выхи сделать, хоть раз в неделю домашнего пожрать, а он мне — ты бы в тренажерный зал, что ли, пошла, вон жопу разожрала… Ну, я их и застукала. Ему сказала, ой, работа срочная. А сама вернулась и дверь ключиком открыла тихонько. Да, мы квартиру сменяли же на московскую, две комнаты, не новая, распашонка, ну переделали, чтоб комнаты отдельно. Ага. И он эту сучку трахал в Ташкиной спальне! Ташка тогда в гости уехала, к подруге. А эти тут, кувыркаются… Ну, я с порога хоба, мобильником блым-блым, понял, говорю, мурло плешивое, фоточки сразу юристу, и все у тебя гада отсужу. Будешь на вокзале жить, побираться. Он с кровати прыгнул, бегает, трусами прикрывается, за руки меня хватает. Виолочка, та то ошибка, бес попутал меня, ты мне одна звезда путеводная. Я кричит, в Ташкиной спальне, чтоб не осквернять супружеское ложе! А сам норовит телефон с рук выкрутить. А эта простыней закрылась и голосит, Павличек, прикинь, она его, как я — Павличек! Ты же мне обещал, разведешься. Ты же сказал, вы давно уже не спите вместе. Тьфу. Я, конечно, драться не стала. А то думаю, мобилу точно отберет. Навалятся вместе и отберут. Просто ушла. В подъезде уже обревелась, ну ясно, чего я там нащелкала, пустые все кадры, руки ж тряслись. Но он не знал же! Так что квартирку пришлось ему разменять в нашу с Ташкой пользу. Нам малогабаритная двушка на окраине, в Новогирееве, старый фонд. А ему — комната в общаге. Аж в Расторгуеве.

Виола достучала ножом петрушку и скинула в салатницу.

— Лук давай. Ой, Инуся, наемся сейчас настоящего, аж бурчит в животе. И сала да? Картофан на сале, м-м-м… В общем, пока меняли, да разводились, пять лет фу-фу и прошли. Теперь я живу сама, Ташка со своим живет и когда поругается, то домой едет, на недельку. После снова к нему. А я вот…

Она шумно вздохнула и села, кладя нож. Развела пухлыми руками, и растерянно улыбнулась.

— Смотри. Двушка в Москве. Работа приличная. Считай, карьеру сделала, я теперь администратор в пошивочном цехе. Самостоятельная. И одна. Сперва думала, та мужиков же гора. Не так, как у нас, только летние перцы. А все как-то и времени нету, и если появится, то сразу начинает, а скока ж у вас, Виолетта Кирилловна, квадратных метров да когда ж пропишете… Я сперва как про метры слышала, сразу на порог указывала. А теперь вот, даже и таких что-то не попадается. Ну, Инк, не кадрить же малолетку, чтоб снова водил ко мне своих соплячек трахаться, пока я на работе убиваюсь! И теперь вся надежда — летом оторваться, потом домой и снова пахать. Ты мне скажи, ты тоже у нас девка вольная, незамужняя. Тут, наверное, полегче, а? На пляжик там, опа опа… Мужички тут, наверное, приключений ищут?

Инга сняла с огня большую сковороду. Помешала в казане тушеное с травами мясо.

— Виол, помнишь, двадцать лет назад, я приехала, беременная и глупая. И выясняла отношения с Каменевым.

Она усмехнулась. С Петром Скалой…

— Он в Крым приезжал. Искал себе приключений. И находил. И все приключения были моложе его, на пятнадцать, на двадцать лет. Думаешь, мужики изменились?

Круглое лицо Виолы стало горестным.

— Черт. Ну да. Едут же, от жен. И скачут за молоденькими, хоть подержаться за упругие попки. Да? И что? Ты вот, такая вся, вроде тебе тридцатник, не больше. Тоже сидишь как сыч, одна?

— Ну…

— Давай-давай. А то кто ж мне еще правду.

— Иногда бывают. Редко. Зимой тут все друг друга знают. Мужиков в поселке раз-два и обчелся. Все женатые. Или уже алкаши. Да что я — и алкаши тоже женатые. А летом. Ну не буду же я под каждого, кто поглядит, укладываться. Тем более, было б мне двадцать, я бы выглядела на пятнадцать. Понимаешь? В смысле мои почти сорок никому не нужны, хоть они и выглядят на тридцать.

— Фу, — сказала расстроенная Виола, — лишаешь всех надежд. Все же хорошо, что я еду на каменевский семинар. Я смотрела список. Там в нашем потоке есть восемь мужчин. Нет, девять даже. И еще три фамилии хохляцкие, среднего рода. Вдруг тоже мужики.

— А женщин сколько?

— Тридцать всего, — беззаботно ответила подруга и, принюхавшись, встала, подхватывая салатник и корзинку с вилками, — жрать хочу, сил нет, давай уже скорее!

Ужин затянулся до поздней ночи. Саныча не было, у него случился внезапный учебный рейс с курсантами, так что сидели с Вивой, медленно говорили о пустяках. Инга попросила Виолу не рассказывать о Каменеве, пока что. Хотела ночью обдумать внезапные новости, как-то уложить их в голове и понять, как отнестись.

И вдруг, уже за чаем, под пиканье Ташкиного планшета, куда та уткнула скучающее лицо, Инга встала, отодвигая полупустую чашку.

— Я сейчас.

Сбежала вниз, кинулась в комнату и вытащила пакет с буклетами, высыпала их горой на постель. Перебирая, нашла нужный, где была табличка с расписанием семинаров и адресами. Тыкнула в кнопку мобильника.

— Ма-ам? — радостно удивился Олега, перекрикивая мощные дискотечные ритмы, — ты как? Все в порядке? Чо гости?

— Не тарахти. Олега, а вы там, в Щелкине, где обитаете? Ты палатку не взял, я поглядела. Вы в центре, да? В городе самом?

— Не тарахти, — засмеялся тот, — нафиг нам центр, там тоска и старички. Мы в Песчаном, поближе к пляжам. У Димки тут дед, мы у него весь двор оккупировали. Ты извини, мне пора, ребята машут вон.

— А номер? Дом какой у деда?

— Щас…

Ей было слышно, как музыка становится тише и громче, поворачиваясь. И снова пришел голос сына:

— Двадцатый. Тут улиц две всего. Так что, первая Морская, дом двадцать. А ты что, ты решила приехать, что ли?

— Нет! Да. Нет, Олега, извини, то я так. Да подожди, минутку. Там как вообще? Ну… в общем, как там?

Олега засмеялся, крикнул кому-то насчет иду-иду.

— Тут офигенски. Правда, рядом сумасшедшие поселились, у них палаточный городок, прям, много палаток, на краю поселка. Ну, эти, гуреющие граждане. Я приехал, они как раз строем лазили по песку и чему-то там молились. Ну, мы завтра подальше отъедем, чтоб не смущать музычкой. А может, наоборот, похулиганим. Мам, прикинь, там теток дофига, но и барышни есть очень даже мимими. И чего забыли. Мы их завтра переманим, к себе.

— Олега! Ты…

— Да? Чего, мам?

— Нет. Ничего.

— Целую. Я побежал!

Инга опустила руку с мобильником. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Ее сын там сейчас танцует за пультом, среди мигающего в такт музыке света. А его предполагаемый отец рядом водит по тому же песку своих последователей, и они, воздевая руки и мерно что-то там говоря, косятся на громких пацанов. Наверняка, придут устраивать разборки. И двое могут встретиться.