Елена Блонди - Инга. Мир

— Здрасти. Доброй ночи. Вадик, ты пошел бы мотик проверил.

— Чего его проверять? — обиделся Вадик, топчась над сестрой.

— Стоит криво, — ответила та и приняла от Инги кружку, — спасибо, ага. Упадет же вдруг. Сумка посыплется. Ну?

— А, — парень подумал и канул в темноту.

Девочка, кусая хлеб, вполголоса пояснила:

— Пусть он тоже. А то стремается же.

Инга и Сережа молча следили, как она кушает, шумно хлебая из кружки теплый чай. Вадика в темноте не было слышно, только пели ночные сверчки, мерно плескало близкое море, да шелестели тростники, будто в них кто-то просыпался и поворачивался, снова стихая.

Когда чай был выпит, Наська вежливо передала Инге пустую кружку. Встала, складывая в рот остаточек бутерброда. Из темноты, кашлянув, снова явился на свет Вадик, но подходить и садиться не стал.

— Нормально? — ясным голосом спросила его сестра.

— Ну. Да. Поехали?

— Доброй вам ночи, — певуче сказала девочка и исчезла. Из темноты рыкнул мотоцикл, затарахтел, перекрывая слова. И покатился, забирая свой шум, увозя его в спящую степь, прыгая пятнышком света по ухабам и кочкам.

— Горчик, — сказала Инга, когда шум мотора сравнялся с песнями сверчков, — ты, черт с карманами. Ты знаешь, как я тебя люблю? О-о-о… ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Пойдем скорее в палатку.

— Да, — ответил Серега, — ну, да… я как-то…

— Ты. Именно что ты, Сережа мой Бибиси. Это твои Иван и Лика теперь исполняют желания Насек и Вадиков. Как она его, иди, говорит, к мотоциклу.

Инга засмеялась, вставая и оглядывая ночь, что лежала и стояла вокруг, стелилась и поднималась, охватывала и распахивалась. Светила звездами в прорехах спящих в небе облаков. Плескала сонной водой и пахла, так сильно и так мучительно сладко пахла полынью, дождем, и солью.

Забираясь в палатку, укладываясь и обнимая его, такого родного, совсем близкого, и одновременно — такого, размером со всю эту ночь, своего мужчину, успела подумать: надо выбраться под утро. И пойти. И попросить. А после, конечно, выскочит он, потому что у каждого есть, такое вот, самое нужное. Кого же еще просить, как не Морского и его вечную жену.

«Инкин, малая, привет!

Ужасно хотела к тебе заехать в этом году, да наверное, не успею. Слушай, ты тогда свалила с Казана, ничего не рассказала, и написать, видишь, год друг другу собирались. Короче, я тебе новостей, а ты мне чтоб письмо, поняла? Баш на баш. А то обижусь и вообще. Поняла, да?

Я с того лета и начну. Короче, у твоего Петруши свалила куда-то избранная, он аж с лица спал, и с тетками нашими стал ругаться. Прикинь, мы ему бабок отстегнули, а он такой, губу кривит, фыркает на каждое слово. Там была такая Света, ну, дурында та еще, бегает, ах травка, ах цветочки, глазки блестят, щечки горят. Вечно к нему лезла, ах вы наш самый-пресамый. Ну, в один из разов он и фыркнул, чересчур громко. И что-то там по поводу Светкиного ума высказался. И тут наша дурында руки в боки и как понесла на него. Да не просто, а с большим таким умом. Я говорит, занятия наши писала на видео, и могу вам предъявить невыполнение обязательств перед клиентами. Трали-вали, кучу слов официальных вывалила. Петя глазками хлопает, после гонялся за ней, улещал. И Лилька следом, со своим портфельчиком. Смехота в-общем. Ну, уладили вроде. Но то не конец, Инкин! За три дня до конца семинара приехала такая мамзель, убиться веником! Вся ухоженная, лощеная, стрижечка голливудская, свой шофер с поклона не разгибается. Прошлась, с Петрушей поздоровкалась, а он даже слова позабыл, мямлил там что-то, за ней ходил между палаток. И на другой день теткам раздала она буклетики. С приглашением. Инкин, это песня! Скале хоть вешайся. Короче, у этой Натали все кругом схвачено. Неделя в гостевых домиках, в лесу, на дюнах. Ты в курсе, наверное, там дальше через десять км курортный поселок, Пресноводное. И прикинь, мы говорит, будем культивировать женское начало! Никаких тебе вирджинити, никаких у костра посиделок с мантрами. Утром — купание и спорт, днем шикарный обед в ресторане. А вечером, вон самое ж сладкое — ужины с приглашенными дансерами. Инкин, та-акие мальчики. Вежливые, красивые. Молодые, черт! Ручку целуют, в танго крутят. И каждую провожают до номера. Хыхы. И еще — каждый день на семинаре гость. Спортсмен. Музыкант. Ученый. Рассказывают, на все вопросы отвечают. Шутят. Милые все такие, прям сидим там — королевы, чисто два десятка королев. Короче, я на второй день позвонила в Москву, выдрала себе еще неделю за свой счет. И оттянулась по полной. Там еще такое было, ну я не буду писать, я тебе лучше как увидимся, на ухо расскажу. Вот. Но веришь, супер и супер. Я даже была на рок-концерте! Прыгала там, как Ташка. И уже когда вернулась, мне тут Ируня сказала такую вещь, Инкин, держись за стул. Оказалось, Натали эта — бывшая Петрушина жена! Ну, помнишь, приходила ж в мастерскую, и мне еще — очень приятно, я козла жена. Ы-ы-ы… отпад. Улет! Правильно, что обиженная баба страшнее пистолета. Порушила она своему козлу все его семинары. И думаю, в этом году устроит такую же петрушку. Петруше петрушку. Если зимой не до конца постаралась.

Так что я тут уже лыжи намылила, три месяца бегала в салон красоты, а еще полгода спортом, прикинь, это я-то! Похудела на десять кило, башку покрасила улетно. Ну, еще бы, мне ж нужно в ту неделю оторваться от души. И оторвусь.

Ты напиши, че у тебя нового. Замуж не вышла? А то Петруша без избранных тоскует небось, а тут ты, хохо, вот я, твоя аутернум вирджинити. Шучу нафиг он тебе. Старый. Нам, Инкин, уже нужны малолетки, с ними весело, и не лезут воспитывать. Им надо трахнуться, а нам — оторваться. Гармония, блин! Я тебе кину адрес, и мой местный телефон, как приеду. И жду, жду! Вместе завеемся, на этот, на рейв, да? Где танцы всю ночь.

Чмоки.

Вечер над долиной Солнца встал тихий и совершенно безветренный. Комары очень обрадовались и поэтому Димка, потный и взъерошенный, призвал к себе Васечку и скомандовал. Васечка кивнул и вместе с Олей они шустро натыкали вокруг песчаного танцпола длинных жердей, с фонариками и травяными спиралями. Дымки поднимались вверх тонкими струйками, и от них весело першило в горле.

Инга взяла у Сережи початую бутылку минералки, присосалась, жадно хлебая и стеная от удовольствия.

— Лопнешь, — сказал Горчик.

Но уже грянула музыка, замелькали огни, зачертили песок и растрепанные головы цветные линии лазерных вееров.

— Что? — закричала она, смеясь.

— Ничего! — Сережа обхватил ее сзади, укладывая подбородок на плечо, фыркнул, отплевываясь от волос, — слушай уже!

— Да!

Толпа на песке ритмично двигалась, в такт подымая руки и запрокидывая цветные смеющиеся лица. На большом экране медленно сменялись кадры. Инга знала их все.