Александр Шленский - Подозрительная труба, Логика и Пунтиллятор Шмульдерсона

Видите, как скверно получается, когда мы пытаемся распутать путаницу и сделать все правильно. Ведь мы стараемся сделать все правильно не просто так , а чтобы было лучше . А в результате выходит, что то, что сделано абсолютно правильно, абсолютно никому не нужно . Я долго думал над этим и пришел к выводу, что это не случайность, а следствие определенного закона. И я открыл этот закон.

– И что же это за закон? – спросил Валера.

– Ослик поставил одно копытце на решетку, выдержал значительную паузу и торжественно произнес:

– Первый закон запутывания путаницы: Путаница никогда не запутывается просто так .

– А как же она запутывается? – удивился я.

– Хорошо, я постараюсь проинтерпретировать этот закон на том же самом примере с цветом столбика. Так вот, вся путаница в этом случае происходит не просто так, а потому, что непонятно, как охарактеризовать с точки зрения классической логики отношение между столбиком и цветом . То, что оно не субъектно-предикатное – это абсолютно понятно. Пока никто не додумался ни до чего более умного как называть это отношение функциональным . А под этим отношением можно понимать все, что угодно . Одним словом, если Вам не удается решить проблему, назовите ее так, чтобы никто ничего не понял . Тогда каждый будет понимать ее так, как ему представляется удобным , и проблема исчезнет сама собой . Это общее правило, и придумали его вовсе не логики и не философы. Это правило придумала жизнь. Но весь фокус в том, что проблема исчезает не потому, что исчезает сама проблема , а потому, что ее перестают замечать . Таким образом, для того, чтобы проблема исчезла, надо уметь ее правильно назвать . Но я считаю такое положение вещей чрезвычайно унизительным , и поэтому замечаю все те проблемы, которые обычно никто не замечает. Как видите, проблем чрезвычайно много , но когда я говорю «столбик полосатого цвета», их становится, по-крайней мере, на одну меньше …

– Извините, уважаемый ослик, но появляется новая проблема . Дело в том, что нельзя сказать «полосатый цвет» просто потому, что по-русски так не говорят .

– С этим я спорить, конечно, не могу. Но я могу сказать по-английски: striped color. И перевести на русский как «полосатый цвет».

– Наверное, на русский это можно перевести как «полосатая раскраска», или может быть «полосатая окраска».

– А в чем разница между «цветом» и «окраской»?

– По-видимому, как раз именно в том, что окраска может состоять из нескольких цветов , – ответил я.

– Вот видите! – ничуть не огорчился, а даже скорее обрадовался ослик. – Язык все время создает разграничения в самых несущественных мелочах , там где они не нужны , и не улавливает разницы в важнейших вещах . Вот отсюда и идет вся явная путаница. И главный источник путаницы – это те метаморфозы, которые претерпевает субъектно-предикатное отношение в различных языках. А самое неприятное в этой путанице – это наличие в языке множества слов, которые могут быть, в принципе, и субъектом и предикатом, как грамматически, так и логически.

– Это как? – спросил я.

– Очень просто. Есть слово «зад» – это субъект, и логический, и грамматический. А вот слово «задний» – это предикат. Точно так же обстоит дело со словами «круг» и «круглый». А теперь, молодые люди, попробуйте мне объяснить, чем отличается «круглый зад» от «заднего круга».

– Ну тем, что для круглого зада важно прежде всего то, что это зад. А то что он круглый – это детали, – ответил я.

– Понятно. А для круга – самое важное , что он круг, а то что он задний – это детали, – резюмировал ослик. – Хороший ответ, но не полный. А вот представьте себе, что кому-то просто исключительно важно , чтобы круг был именно задний . И что тогда делать?

– Ну наверное, я должен был употребить не слово «важный», а слово «первичный», – сказал я.

– Правильно, Матюша! – поддержал Валера. – тут все дело в том, как мы будем его искать . Не важно, что для меня более важно, а важно то, что если я ищу круглый зад, то я захожу с задней части того, чему этот зад принадлежит , и нахожу этот зад, который, как и всякий зад, должен быть сзади. А там, круглый он или нет – это уже другая песня. Даже если и не круглый, то другого зада быть уже не может. Двух задов у одной и той же вещи не бывает.

– А почему это не бывает? – удивился я.

– А потому, что если позади зада есть еще один зад, то этот первый зад уже не будет сзади, и значит он уже больше не зад.

– Не канает, Валера! – ответил я. – Вот глянь. Мы же говорим: «второй подбородок». А по твоей логике получается, что под бородой может быть только один подбородок. А второй подбородок уже и не подбородок, потому что он не под бородой, а под подбородком. Но мы же не называем его «подподбородком». А теперь представь себе, что у кого-нибудь под задом свисает нечто вроде второго подбородка. И как ты это назовешь?

– Так и назову, как ты сказал: «подзад». Понял, Матюша? Будет «зад» и «подзад», а двух задов никак не получается.

– Ну а с кругом что будете делать? – подал голос ослик.

– Ну, тут вроде все ясно, – сказал Валера, – сперва надо отыскать на той вещи зад, перед, и все круги, а потом выбрать самый задний круг. Так что получается, что все дело в том, что сначала искать .

– Если бы на этом и заканчивались все трудности, это было бы еще ничего, – грустно сказал ослик, – но дело в том, что трудностей намного больше. Тут дело не только в том, что искать первым. У логических субъектов есть еще одна принципиальная штука, которая отличает их от предикатов. Одним словом это не объяснить. Но вот смотрите: давайте рассмотрим несколько настоящих предикатов. Возьмем слово «круглый». Что делает круглое круглым? Его круглость . Правильно? А что делает серое серым? Его серость . А теперь возьмем для сравнение настоящий субъект. Хотя бы даже и шкаф. Что делает шкаф шкафом, как вы думаете? Ведь не шкафость же? Понимаете, шкаф, осёл, автомобиль , они уже с самого начала являются чем-то отличным от всех других предметов, еще до того как им приписано какое-то свойство – круглый, серый, мягкий и так далее. Так вот, что делает вещь этой вещью, а не чем либо другим, вот что непонятно . То есть в каждом конкретном случае , конечно, понятно. Шкаф делает шкафом его «шкафость», велосипед – «велосипедость», а решетку – «решеткость». Но ведь это глупость! Должно же быть во всех предметах что-то общее, что делает их предметами .

– По-моему, все вполне понятно. Это общее называется " предметность ", – ответил я, чрезвычайно довольный собой за ум и находчивость.