Эрик Делайе - Переплётчик

Слишком много времени потратила девушка на поиски в дальних шкафах. Скабрезную литературу герцог держал, как оказалось, в непосредственной близости от себя — в правой части стола. Стол не был заперт: де Жюсси полагался на неприступность кабинета. Там Анна-Франсуаза обнаружила море сокровищ, но насладиться ими сполна смогла лишь на третью ночь, когда уже знала, где искать, и не теряла времени на копание в других местах.

Среди книг, хранимых герцогом в столе, встречались самые разные экземпляры. Тут были и какие-то экономические издания, полные цифр и расчётов, и пособие по борьбе с ведовством, и гаденькие уличные книжонки без переплётов. Но нашла Анна-Франсуаза и несколько весьма интересных изданий, способных поднять эрудицию любого человека, не отличающегося повышенной чопорностью. Одной из них была восточная книга, написанная на арабском языке. Анна даже пожалела, что он не входил в её программу обучения. Но не странная вязь привлекла внимание девушки, а красивейшие цветные иллюстрации, изображающие женщин и мужчин в различных позах. Сколько же всего интересного бывает, думала Анна-Франсуаза и старалась запомнить как можно больше. Она чувствовала, как внизу живота у неё теплеет, как становится уютно и приятно.

Таких книг Анна нашла две — и с каждой перевёрнутой страницей поражалась всё больше и всё больше возбуждалась. Она открыла, что можно одновременно возбуждать ртом половые органы партнёра — притом что он занят тем же самым. Женщина может принимать не то что троих — но четверых мужчин одновременно (Анна-Франсуаза представила, каково это, — и поёжилась), а уж какие немыслимые акробатические позы встречались на иллюстрациях! — Анна не была уверена, что сможет воспользоваться и половиной приобретённых знаний по чисто физическим причинам.

В столе нашлись и французского издания скабрезные романы с иллюстрациями. Изображённые на них соития были значительно менее изобретательными, нежели восточные аналоги, но тоже представляли некоторый интерес. В частности, Анну заинтересовало необычное использование привычных предметов мебели и занятие любовью в одетом виде.

Герцог отсутствовал в течение недели. Ежедневно Анна-Франсуаза в сопровождении Джованны, которая стояла в карауле, посещала кабинет отца и впитывала знания о любви и сексе. И вскоре знала об этом гораздо больше всех пажей, вместе взятых, поскольку книги отца явно были привезены из арабских стран и Китая и стоили баснословно дорого. Подобные издания были доступны лишь аристократам и богатеям-купцам. Анна-Франсуаза ощущала себя учительницей, прекрасно знакомой с теорией и жаждущей преподать её своим ученикам на практике. Главное, чтобы ученик попался прилежный, старательный и умелый. Лука на эту роль, как казалось Анне, не подходил.

Определённая часть эротических фантазий, обрисованных в герцогских книгах, посвящалась однополым соитиям. Анна-Франсуаза тут же подумала о Джованне — согласится ли она на более близкие, нежели сейчас, отношения. Скорее всего, да. Причём не потому, что она — служанка и обязана подчиняться госпоже, а исключительно по собственной воле и желанию.

Некоторые страницы непристойных книг были испорчены, покрыты чуть заметной засохшей корочкой чего-то прозрачного. Анна-Франсуаза догадалась, что это, но отвращения не испытала. В конце концов, много лет назад она сама была частью этого вещества.

Помимо эротических, в столе были другие книги. Некоторые из них относились к запрещённым, некоторые — обычные, просто отец взял их из библиотеки и не вернул на место. Одна книга заинтересовала Анну-Франсуазу. На её обложке были изображены созвездия: Анна-Франсуаза опознала Деву, Волопаса, Южный Крест. Анна знала, что созвездия частенько используются для украшения переплётов, но звёздами в них чаще всего служат драгоценные камни. Здесь же звёзды были нарочито чёрными, причём казалось, что они — неотъемлемая часть кожи, её порок, умело обыгранный переплётчиком.

Раскрыв книгу, Анна увидела портрет матери. Она никогда не видела герцогиню Альфонсу в жизни, да и на портретах, имеющихся в доме, покойная супруга герцога выглядела совершенно иначе, но Анна знала, что это её мать, поскольку подобный портрет также имелся в доме, висел в одной из опочивален герцога; мать на нём была совершенно не похожа сама на себя, и Анна однажды даже спросила у отца, точно ли это герцогиня Альфонса. Так или иначе, Анна с интересом стала читать книгу, посвящённую матери.

В процессе чтения ей не раз хотелось прыснуть со смеху. Стихи в книге были неумелыми, комичными, наивными и крайне похабными. Через некоторое время она догадалась, что их автор — её отец.

Тем не менее вовсе не стихи пробудили в Анне странные чувства к книге с созвездиями. Она проводила рукой по переплёту, чувствуя в нём какую-то странную силу, точно незнакомый мастер вложил в него часть себя, что-то более значительное, нежели просто работу с материалами. Анна дотронулась до обложки носом, втянула в себя воздух. Пахло выделанной кожей. Она просмотрела книгу в поисках каких-либо сведений о переплётчике — и нашла, вот оно, клеймо. Понять что-либо по нему было невозможно, но Анна запомнила странное переплетение линий, складывающееся в нечитаемую букву. И ещё она нашла маркировку года печати — это были единственные технические сведения, приведенные в книге; ни названия или адреса типографии, ни имени автора. А год стоял — 1667, четырнадцать лет назад. Год её рождения, год смерти матери. Она снова провела по обложке, по созвездиям — и неожиданно поняла, почему звёзды чёрные. Она поняла, из чего сделана обложка, и, закрыв глаза, представила себе небесный узор из родинок на спине женщины, которая произвела её на свет.

К пятнадцати годам Анна-Франсуаза сочетала в себе качества, способные сделать её, например, идеальным правительственным агентом. Необыкновенно умная, начитанная, эрудированная, свободно разговаривающая на нескольких языках, она была искушена в делах любовных, откровенно распутна и при этом настолько скрытна, что никто из приближённых не догадывался, какой дьявол на самом деле живёт внутри этой девушки. Красота её раскрылась уже по-настоящему: ослепительно-рыжие волосы рассыпались по плечам, тонкие черты лица сверкали надменным изяществом, широко поставленные глаза и орлиный, изогнутый нос придавали выражению Анны-Франсуазы какую-то нечеловеческую жестокость и волю. Но в моменты нежности к кому бы то ни было — к Джованне, к стареющему отцу, к Дорнье — эти же самые черты удивительным образом выражали нечеловеческую любовь и ласку, успокаивали, усмиряли внутренних бесов. Анна-Франсуаза при всей своей неправильности была совершенством.