Эрик Делайе - Переплётчик

Анна-Франсуаза пристально посмотрела на Джованну и ответила: «Учителя заменить легко — раз и всё, а вот настоящих тайн и приключений в жизни очень мало, нужно пользоваться теми, которые есть, поэтому ты соблазнишь его, и только попробуй откажись».

Джованна покорно кивнула. Она чувствовала, что в данной ситуации спорить с хозяйкой отчасти бессмысленно, отчасти опасно. В какой-то мере ей хотелось спросить, что же Анна-Франсуаза, такая смелая, сама не хочет соблазнить наставника. Но этот вопрос сам застыл на устах итальянки. Всё-таки хамить Анне не стоило.

Тем временем Арсени погрузился в ванну. Слуга обмывал его. «Гадость», — сказала Анна и спрыгнула вниз. Джованна последовала за ней. По дороге к апартаментам у Анны уже целиком и полностью созрел план по соблазнению Арсени. «Ты не будешь медлить, — говорила она Джованне, — просто подойдёшь к нему завтра же и станешь откровенно заигрывать, платье приподнимать, ножку показывать и добьёшься, чтобы он тебя ждал вечером в своей комнате, а вечером придёшь к нему не только ты, но и я с парой пажей, и если что будет не так, зададим ему жару». Душа Джованны не лежала к подобным развлечениям, но делать было нечего. Она кивнула, мол, хорошо.

Джованне нередко приходилось выполнять по приказу госпожи различные поручения, и далеко не всегда они были приятны и легки. Но Анна-Франсуаза никогда не заставляла служанку заниматься откровенной мерзостью. Итальянке казалось, что даже прикосновение Арсени (тем более теперь, когда они видели сморщенный кошмар между его толстых ляжек) может вызвать у неё приступ рвоты. Потом она представляла, что учителю рвота нравится, и он загребает её себе в рот… — и в этот момент Джованну и в самом деле затошнило. «Что с тобой, тебе плохо?» — спросила Анна-Франсуаза. «Нет-нет, всё в порядке». Но Анна не была глупа. Она прекрасно понимала всю неприязнь Джованны к толстяку и теперь осознала, что итальянка не сможет хорошо выполнить поручение, если даже мысль о нём вызывает у неё временное помутнение.

«Я сама», — сказала Анна-Франсуаза. «Что сама?» — «Сама его соблазню. Сама всё проверю, я же вижу, как ты этого не хочешь». — «Нет, что вы, госпожа…» — «Замолчи, я всё понимаю и на тебя не сержусь; я вижу, что ты готова переступить через своё отвращение ради меня, но я не хочу быть деспотичной и потому сделаю это сама, тем более мне интересно; но пажей для защиты меня организуешь ты». — «Да, конечно, госпожа!» — воскликнула Джованна. Тошнота отступила, пришло облегчение.

Анна-Франсуаза понимала, что теперь выполнить задуманное будет несколько сложнее. Джованне достаточно было поманить Арсени ножкой (или чем-либо ещё), чтобы в тот же вечер удостоиться его пристального внимания. Кроме того, в приставании служанки Арсени не заметил бы опасности: он прекрасно знал, какие слухи шли о нём среди челяди, и готов был поверить, что неохваченные всеобъемлющей сексуальной мощью служанки сами рвутся в его объятья. Но быть соблазнённым госпожой… Арсени мог испугаться. Герцог, узнав о подобной связи, Анну разве что выпорол бы. А вот преподавателю пришлось бы значительно хуже. Герцог, как мы с вами уже убедились, при необходимости мог быть крайне решительным и жестоким.

Анна сознавала, что строит Арсени ловушку. У неё мелькала мысль просто вызвать его к себе и приказать спустить штаны. Но это было неинтересно, скучно, лишено азарта. Поэтому на следующий же день Анна приступила к реализации собственного плана.

Господин Арсени сидел на стуле около письменного стола Анны, а та, стоя, декламировала стихи Мартина Опица [78] Юпиц, Мартин (1597–1639) — немецкий поэт-классицист, один из основателей немецкоязычной поэтики и создателей теории стихосложения. на языке оригинала. Опица девушка не любила, её не вдохновляли его занудные пасторали и лишённые чувства поэмы, гораздо ближе ей казался Гофмансвальдау [79] Гофмансвальдау, Христиан Гофман фон (1616–1679) — немецкий поэт, основатель так называемой «второй силезской школы» в немецкой поэзии, основной «конкурент» школы Опица. , известие о смерти которого не так давно потрясло поэтический мир. Но Арсени утверждал, что отталкиваться в изучении немецкой литературы нужно именно от Опица, главного её теоретика и в какой-то мере создателя, — а к более вычурным формам стоит переходить позже и исключительно в форме факультатива.

После декламации Анна попросила господина Арсени объяснить ей какой-то теоретический момент из «Книги о немецкой поэтике». [80] «Книга о немецкой поэтике» (1624) — главный теоретический труд Мартина Опица. Она присела рядом с преподавателем; в этот день Джованна затянула её корсет особенно туго, выпятив юную, ещё наливающуюся грудь. Арсени старался смотреть в книгу или в лицо ученицы, но его глаза постоянно соскальзывали в вырез её платья.

Он пытался побыстрее закончить объяснение, но Анна задавала один вопрос за другим и всё ближе придвигалась к толстяку-преподавателю. Тот пытался отодвинуться, съезжая со своей табуретки — и вдруг правая половина его обширных ягодиц не выдержала и соскользнула вниз, потянув за собой всё тело. Арсен Арсени плюхнулся на пол и растянулся на спине. Анна подошла к нему и склонилась над лицом толстяка. Он невольно заглянул ей в вырез, хотя ягодицы сильно болели, и нестерпимо хотелось их почесать.

«Вы не ушиблись?» — спросила она с нежностью. «Нет, что вы, моя госпожа, всё в порядке». — «А мне кажется, что ушиблись», — возразила она и начала нежно гладить его по животу — прямо поверх кафтана. Потом она наклонилась и поцеловала его в щёку, провела по ней языком, слизывая солёный пот, дотронулась до уголка его рта. Арсен Арсени не возбуждался, а волновался: это было хорошо видно. Ну что же вы, говорила ему Анна, где же ваша хвалёная мужская сила, ваша необыкновенная гордость, о которой столь хвалебно отзываются все служанки дворца. Арсени взял себя в руки и сказал: «Госпожа, вы правда этого хотите?» — «Да, хочу, но не здесь, это опасно, видимо, вечером». — «Господин герцог в отъезде, ведь так, господин Арсени?» — «Да-да, конечно, но господин Дорнье, и вообще поползут же слухи». — «В слухах нет ничего страшного, вот о вас же идут слухи, и видите, к каким результатам они приводят: женщины сами бросаются в ваши объятия. Не разочаровывайте меня, господин Арсени, я же ваша госпожа».

«Да-да», — он кивал уже спокойнее. Потом он встал, отряхнулся и предложил продолжить урок позже. «Вечером, — улыбнулась Анна-Франсуаза, — в ваших покоях». — «Да, конечно, в моих покоях», — ответил Арсени. Его руки слегка подрагивали — отчасти от волнения, отчасти от возбуждения, и его глаза пожирали Анну. «Полагаю, — сказала она, — мне лучше остальные сегодняшние уроки провести с господином де Ври». — «Да, — снова кивнул Арсени, — конечно». Анна сделала изящный реверанс и вышла из комнаты.