Эрик Делайе - Переплётчик

С этими словами они вошли в кабак. Внутри было на удивление людно. Большинство посетителей выглядели как самые натуральные отбросы общества, впрочем, таковыми и являясь. Грязные оборванцы, мерзкие шлюхи, воры и грабители, наёмники всех мастей, одноглазые уродцы с перекособоченными фигурами, китайцы и мавры с покрытыми шрамами спинами — все они собрались здесь, шумели, пили, дрались, а когда в помещении появился отряд Дорнье, как один повернули головы к входу и затихли.

В совершеннейшем молчании отряд пересёк помещение. Впереди шёл Жюль, и по взглядам, обращённым к нему, становилось понятно, что палача здесь неплохо знают, причём не просто знают, а серьёзно опасаются. Последним шёл слуга, тащивший труп убийцы. Из двери подсобного помещения всё в том же мёртвом молчании вышел хозяин в грязном фартуке. Жюль сделал знак поднести тело поближе и бросить на пол — так слуга и сделал. Жюль ногой раскатал свёрток, и окровавленный убийца, раскинув руки, оказался перед хозяином (судя по лысине, как раз хозяина и звали Плешивым). «Кто это?» — спросил Жюль. Хозяин посмотрел вниз и ответил: «Это Гризе». — «Кто такой Гризе?» — «Наёмник». — «Кто нанимал последним?» — «Не знаю».

Жюль обернулся к посетителям и громко спросил: «Кто нанимал Гризе последним? Кто что-нибудь об этом знает? — Молчание было ему ответом. — Вы меня знаете, — необыкновенно тихо продолжил он, — я из вас всё выжгу, если потребуется, а если ответите сами, получите вознаграждение, ну?» — «Одноглазый», — раздался робкий голос из угла. Там на самом краю длинного стола сидел тщедушный человечек в нищенской одежде. «A-а, Тома, — протянул Жюль, — ты, я смотрю, отрастил вторую ногу?» Это немного разрядило обстановку, кто-то захихикал. «Иди сюда», — сказал палач. Тома поднялся и подошёл чуть ближе. Несмотря на отсутствие видимых физических недостатков, он нёс с собой костыль. Дорнье догадался, что это один из профессиональных парижских нищих, поддельный, как и вся эта братия.

«Одноглазый? — переспросил Жюль. — Это который раньше Балбесом звался?» Снова раздались смешки. Тома оглянулся вокруг, будто требуя одобрения у посетителей, и кивнул. «Где он нынче?» — «Не знаю», — замотал головой Тома. «Кто знает, где сейчас ошивается Одноглазый?» — громко спросил Жюль. Но на этот раз молчание по толпе распространилось просто-таки гробовое, никто и рта не раскрыл, никто и не дёрнулся. Тогда Жюль совершенно спокойно перебросил из-за спины свою сумку и достал из неё бутылку с какой-то мутной жидкостью и торчащей вместо пробки грязной тряпкой. «Готовьтесь держать дверь снаружи, — сказал он спутникам, — никто не выйдет». Хозяин понял, что собирается делать Жюль, и подскочил к палачу, и запричитал: «Зачем, господин Жюль, что вы, мы же все погибнем…» — «А мне и плевать, — отвечал Жюль, — потому что вы не хотите помочь мне, и я не хочу помочь вам, значит, нам взаимно друг на друга плевать, и я что захочу, то с твоей помойкой и сделаю». — «Я знаю, я знаю, — начал виться ужом хозяин, — я знаю, где он живёт». — «Ну и отлично, — Жюль продолжал держать бутылку с зажигательной смесью в руке, — далеко отсюда?» — «Полчаса от силы, а то и быстрее». — «Значит, едешь с нами». — «А как же…» — «Сожгу к чёртовой матери». — «Да-да, конечно, еду».

На том и порешили. Увеличившийся на одного человека отряд ехал по грязным улицам, всякое отребье косо посматривало на всадников, но приставать опасалось, а то не только кнутом огреют, но вообще шпагой рубануть могут. Ехали быстро, поскольку на улицах уже царила ночь, а Дорнье совершенно не хотел, чтобы герцог узнал об отсутствии дочери.

Тем не менее последнему желанию управляющего было не суждено сбыться, потому что вскоре после отъезда Дорнье герцогу понадобилось что-то у управляющего спросить. Апартаменты Дорнье оказались запертыми, и герцог спросил у кого-то из слуг, где управляющий. Через некоторое время выяснили, что он некоторое время назад неожиданно отбыл в неизвестном направлении с отрядом вооружённых людей, а незадолго до того во дворце появился один из пажей в крайне плачевном состоянии. Заподозрив неладное (а всё неладное, как известно, начиналось с очередной глупости Анны-Франсуазы), герцог отправился в комнату дочери и не обнаружил там ни самой Анны, ни её верной служанки. Герцог приказал всем слугам, кто хоть что-нибудь знает о причинах произошедшего, явиться и всё рассказать, но выяснилось, что никто и ничего не знает. Герцог, конечно, понадеялся на благоразумие и изобретательность Дорнье, но заснуть в любом случае не мог и всю ночь мерил шагами кабинет, прилегающий к библиотеке.

Тем временем Анна-Франсуаза сидела в тёмном помещении. Еды ей не принесли, одеяла — тоже, и даже попить не дали, а девушка была слишком горда для того, чтобы просить похитителей о чём бы то ни было. Поэтому ей было холодно и голодно, а звуки, раздававшиеся из-за двери, ещё больше обостряли оба указанных чувства. Где-то там, слышала Анна, пировали, пили, и, судя по женскому визгу, вообще очень неплохо проводили время. Впрочем, Анна нашла себе занятие: она копила ненависть, представляя, что сделает с похитителями, когда те окажутся в её руках. Плеть с крючками при таком раскладе казалась ей только началом, причём весьма гуманным. Иногда на ум девушке приходила служанка Джованна — что с ней, жива ли она? Анна беспокоилась за Джованну, и в этом беспокойстве проглядывало простое человеческое чувство любви к ближнему своему.

Отряд же Дорнье уже почти прибыл. Управляющему повезло: Одноглазый не то чтобы очень таился. Если бы не смерть убийцы от руки пажа, никто бы и никогда не узнал, что в халупе Одноглазого могут насильно держать дочь самого де Жюсси. В какой-то мере Одноглазый удивился тому, то убийца не пришёл за второй частью своей платы, но подумал, что зайдёт завтра, никуда не денется. Где-то в глубине души Одноглазый даже надеялся на то, что убийца сыграет в ящик и платить ему не придётся вовсе.

«Здесь, здесь», — показал хозяин кабака на один из домов. Никто, кроме Жюля, не знал этих мест, и все оглядывались с некоторым страхом в глазах. Это был тот самый район, где много лет назад Шарль Сен-Мартен де Грези нашёл себе подручных для доставки трупов. Тут нестерпимо воняло, и такая шваль ошивалась по углам, что выходить на улицу без оружия и должного умения с ним обращаться было категорически противопоказано. Жюль же уверенно заехал в открытый двор, выходящий на улицу (видимо, здание либо было ранее, либо и по сей день являлось постоялым двором), где и спешился. У стены стоял невысокий мужчина, который тут же юркнул в дверь: появиться неожиданно уже не получится. Ну что же, Жюль спокойно вошёл, за ним — Дорнье, за ним — паж Николя, за ним — остальные мужчины.