Эдвард Брейтуэйт - Учителю — с любовью

Я незаметно приблизился к нему и увидел предмет, который он держал в руке. Какая мерзость! Это была резиновая кукла; расставив ноги, она сидела на маленьком шаре. Когда парень прижимал шар большим и указательным пальцами, обвисшие груди и живот внезапно вздувались, гротескно и похотливо изображая беременность.

— Уберите это, пожалуйста.

Небрежным движением он спрятал фигурку в карман, глядя на меня самодовольно и нагло. Потом убрал руку, державшую крышку стола, и крышка с грохотом упала на место. Девочка замолчала. Я знал, они напряженно смотрят на меня — что он сделает? Все во мне кипело. Но я заставил себя сдержаться и вернулся к столу. Спокойно. Нельзя терять спокойствия.

— Поттер, почитайте вы, пожалуйста.

Поттер был высок и толст, явно самый крупный в классе. Читал он более или менее неплохо, и когда я поднял руку, чтобы остановить его, он радостно засиял.

— Садитесь, Поттер. — Голос мой звучал резко. — Думаю, вы все согласны, что книга эта написана по-английски, то есть на вашем родном языке и на языке ваших предков. Я сейчас слушал вас и даже затрудняюсь сказать: нарочно вы читали так плохо, или вправду не способны понять или произнести написанное на родном языке.

Впрочем, возможно, я к вам несправедлив — мой выбор случайно пал на плохих учеников. Может, кто-то сам хочет почитать?

Наступила пауза, потом в дальнем конце класса решительно поднялась рука. Это была рыжеволосая, с которой я столкнулся вчера. В отличие от большинства одноклассников, вид у нее был чистый и опрятный.

— Пожалуйста, назовите себя.

— Памела Дэр.

— Пожалуйста, начинайте.

Это был отрывок из «Острова сокровищ» Стивенсона:

«….Не мешкая, я залез в бочку из-под яблок и увидел, что она почти пуста…»

Голос был четкий, мягкий и глубокий. Она читала легко, из слов складывалась ясная картина переживаний охваченного страхом мальчика. Она дочитала абзац до конца, остановилась, с вызовом посмотрела на меня — знай наших! — и быстро села.

— Спасибо, Памела Дэр. Кто-нибудь еще хочет попробовать?

Желающих не оказалось, и я стал рассказывать о чтении. Подчеркнул, что именно чтение — основа основ, именно чтением они должны владеть в первую очередь. Время от времени я подходил к столу, брал книжку и в подтверждение своих слов что-то читал вслух. Они сидели и слушали меня в каком-то зловещем молчании, но все же слушали, и я продолжал красноречиво раскрывать тему, заботясь главным образом о том, чтобы сохранить эту тишину. Звонок на перемену принес мне огромное облегчение, все мигом высыпали из класса пить свое молоко, а я сел за стол, чтобы продумать следующий урок.

Раздался стук в дверь, и с двумя чашками чая в руках вошла мисс Клинтридж. Одну она поставила на мой стол. Я поднялся, но она беззаботно махнула рукой — к чему эти условности? — и уселась прямо на стол.

— Решила, что вам сейчас чашечка — в самый раз. Ну, как прошел урок?

— Думаю, не так уж плохо. Правда, один парень слегка меня огорчил. — И я рассказал ей о случае в классе.

— Что вы сделали с этой штукой?

— Она осталась у него, я просто велел ее убрать.

Она поднесла чашку ко рту и окинула меня долгим, изучающим взглядом. Потом сказала:

— Как вас, кстати, зовут?

— Брейтуэйт.

— Да нет же, глупенький вы, я об имени спрашиваю.

— Рики. Сокращенное от Рикардо.

— А я — Вивьен, но все зовут меня Клинти.

— Вам подходит. Емко и звучно.

— Так все и говорят. Слушайте, Рики, что я скажу, и постарайтесь это усвоить. Взгляды Старика на воспитание этих детей, его идеи — они нам хорошо известны, и мы с ними согласны. Но надо помнить одну мелочь: идеи Старика хороши, когда он излагает их в своем кабинете, а когда нам в классе приходится воплощать их в жизнь, получается совсем другая песня. Поставьте себя на место этих детей. Они приходят сюда из дома, где каждое приказание вбивается в них кулаком. Сквернословить они могут с приятелями, но если у кого-то из них повернется язык выругаться при родителях, старших братьях или сестрах, их так оттягают за уши, что будь здоров. И вот эти дети приходят в школу и видят: никто здесь кулаками не машет, а говорить и делать можно все, что душе угодно. Что же происходит? Маленький Элфи или маленькая Мэри делают вывод: они вправе говорить любые гадости, а бедный учитель будет им все прощать. Но чем больше прощать, тем хуже, верно?

— Верно.

— Так вот надо думать не только о детях, о себе тоже. Будет наша работа мукой или нет — зависит только от нас. Поэтому вот мой совет. Не трогайте их даже пальцем, особенно девочек — они тут же завопят во всю глотку, что вы ущемляете их права, — но обязательно найдите способ показать им, кто в классе хозяин. Мы все прошли через это. Грейс они боятся, Селму Дру уважают за ее язык — она только с виду и мухи не обидит, но если ее задеть, превращается в фурию.

Мне-то самой проще: я в этом районе родилась, они это знают, в случае чего всегда могу дать сдачи. Не позволяйте им сесть вам на голову, Рики, иначе они вам устроят райскую жизнь. Сначала как следует их прижмите, а если увидите, что они приняли вас, хотят работать, можете всегда приспустить вожжи. Этот осел Хэкмен хотел завоевать дешевую популярность. Он с самого начала дал нм длинный поводок, на нем они его и повесили. Так и надо безмозглому дураку. — Она замолчала, допила свой чай. — Пейте чай, Рик, остынет.

Она соскочила со стола.

— Запомните, им ничего нельзя спускать, никому из них. — И, подхватив чашки, упорхнула, бодрая и порывистая, словно майский ветерок.

До звонка еще оставалось время. Я установил на специальную подставку доску и стал ждать возвращения учеников даже с некоторым нетерпением. Когда все расселись по местам, я сказал:

— Сейчас мы проведем урок арифметики, посвящен он будет системе мер и весов. Как и на уроке чтения, я постараюсь выяснить, что вам об этой теме известно. Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы как можно полнее. Кому-нибудь известна система весов эвердьюпойс? [4] Английская система единиц веса и массы.

— Эверде что?

— Эвердьюпойс, — повторил я, следя за правильностью произношения. — Эта система относится к весам, которыми пользуются в бакалейных и тому подобных лавках.

— A-а, эту систему я знаю. — Это подал голос коренастый парень, он сидел на парте развалившись. — Там веса такие: тяжелый, полутяжелый, средний, полусредний, легкий, полулегкий, легчайший, наилегчайший.

При этом юн, словно карапуз в детском саду, поднял перед собой обе руки и стал загибать пальцы. Когда он остановился, по классу прокатилась волна хохота. Парень поднялся и с самым серьезным видом раскланялся во все стороны. Это было проделано настолько комично, что в другой обстановке я, наверно, хохотал бы не меньше других. Но я находился у себя в классе, и слова Клинта еще звучали у меня в ушах. Я скрестил руки на груди и, опершись о край стола, стал терпеливо ждать. Наконец, когда все отсмеялись и утихли, я спросил: