Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

– Просто у меня нет таких денег, – объяснила Наташа свой отказ, даже не обратив внимания на венценосное сравнение.

– У меня есть такие деньги. Точнее, появятся, если кое-что продать из папиной коллекции.

– Кое-что – это что?

– Это почти все.

– Не надо, – махнула рукой Наталья Михайловна, – я уже решила.

– Зато я не решила, – нахмурила брови Аурика Георгиевна.

– Это ничего не меняет, – Наташа, видя, что мать озаботилась не на шутку, начала раздражаться, понимая, чего та от нее ждет. «Хочет, чтобы я ее попросила», – злилась Наталья Михайловна и проклинала себя за то, что завела этот разговор. – У меня все равно нет таких денег.

Аурика была недовольна паузой. В ее голове – иной сценарий.

– Ты можешь попросить их у меня, – подсказала она дочери.

– А как же стопроцентные гарантии, которые ты требовала? – ехидно спросила Наташа.

– А их никто и не отменял, – сразила ее наповал Аурика и изложила свои требования: – Я дам деньги не только тебе, – начала она, но Наташа ее тут же перебила:

– А кому?

– Твоим сестрам. Но распоряжаться ими будешь ты. Поэтому, если твой бизнес прогорит, а вероятность этого – восемьдесят процентов из ста, ты вернешь им их долю. Кроме того, я тоже буду участвовать, поэтому в случае тотального невезения или в случае моей преждевременной смерти принадлежавшую мне долю ты будешь возвращать моей внучке.

– А твоей правнучке мне ничего не нужно будет отдать? Или голодающим Африки? Тоже можно, – пошутила Наталья Михайловна, лихорадочно соображая, что еще придумает Аурика. – К тому же ты только что со стопроцентной уверенностью сказала, что я прогорю.

– Восьмидесятипроцентной, – поправила дочь Аурика Одобеску. – Я тоже кое-чему научилась. Были бы живы папа и Мишка, они бы не поверили… Я слежу за акциями, – почему-то шепотом произнесла Аурика Георгиевна. – И даже делаю ставки в букмекерской конторе.

– В како-о-о-й? – открыла рот Наташа.

– В бук-ме-керс-кой, – повторила по слогам Аурика.

– Ты играешь? – Наталья Михайловна никак не могла прийти в себя.

– Немного, – кокетливо призналась Аурика Георгиевна, но тут же стала серьезной и продолжила: – Так вот. В любой другой ситуации я бы не советовала тебе даже ввязываться. Но интуиция подсказывает мне, что двадцать процентов – это не ноль процентов. Поэтому – я бы рискнула.

– Почему? – Наташа не могла поверить собственным ушам.

– Тебя и так бог всем обделил, что-то же он был должен тебе оставить?!

– Двадцать процентов, – подсказала Наталья Михайловна.

– Напрасно иронизируешь! – обиделась Аурика, как всегда, не заметив, что задела дочь за живое. – И еще…

– Еще?

– Еще, – подтвердила Аурика Одобеску. – Только твоя сумасшедшая мать могла решиться на такое. Но теперь-то ты понимаешь, что ты для меня не пустое место?

Наталья Михайловна чуть не крякнула от неожиданности.

– И никогда не была, хотя всегда меня в этом упрекала.

– Я?! – не выдержала Наташа и вскочила с дивана.

– Ты, – очень спокойно произнесла Аурика Одобеску и с точностью архивариуса перечислила все ситуации, когда, по ее мнению, это было особенно очевидно. Одной из них оказалась та самая ночевка в квартире в Спиридоньевском переулке в день смерти Ге. – Ты думаешь, я не понимаю, что в твоих глазах я выгляжу вздорной и расточительной старухой, несколько подзадержавшейся на белом свете. Но я, дорогие мои дети, не устала еще небо коптить, поэтому не смейте сбрасывать меня со счетов раньше времени.

По тому, с какой интонацией говорила мать, Наташа поняла, что данная речь была отрепетирована заранее. В той ситуации, которая сложилась, Аурика легко могла взять реванш, подчеркнуть свою значимость в делах рода Одобеску-Коротичей, поэтому не могла позволить себе импровизации и тщательно спланировала очередность вопросов, где-то даже предугадав дочернюю реакцию. «Тоже мне, Аурика Медичи», – рассвирепела Наталья Михайловна, но внешне продолжала сохранять спокойствие, хотя это стоило ей невероятных усилий.

– Молчи-и-ишь? – удовлетворенно подметила Аурика Георгиевна, подошла к дочери. И Наташе показалось, что мать за последнее время стала ниже ростом.

– А что ты хочешь, чтобы я сказала? Поразилась твоей проницательности?

– А почему бы и нет? – удивилась Аурика.

– Да потому что – нет , кардинал ты мой доморощенный, – ужалила ее дочь. – Все в игры играешь? Кто главный? Кто не главный? Любит? Не любит? Как же мне тебя жалко, мама, – грустно проговорила Наталья Михайловна и обняла ту за плечи. Ничего не понимающая Аурика даже не пошевелилась. – Ну что ты за человек? Почему для того, чтобы поверить в любовь своих детей, тебе обязательно нужно сделать их виноватыми? Неужели нельзя просто признаться: «Хочу, чтобы вы меня любили. Нуждаюсь в вашей любви». Тебе что, сложно произнести обычные человеческие слова? Обязательно нужно сесть на трон и оттуда произносить свои глубокомысленные речи?

Наташа разомкнула объятия и отошла в сторону. Аурика так и продолжала стоять с опущенными руками. Со стороны она казалась проткнутой резиновой куклой огромных размеров, из которой сквозь маленькую дырочку медленно выходил воздух, издавая чуть слышное шипение. Наталья Михайловна взялась за ручку двери, потом вспомнила, что та заперта, и, прежде чем повернуть ключ, оглянулась:

– Я не возьму твои деньги. Любовь ребенка к матери стоит гораздо дороже. Жаль, что ты этого так и не поняла.

В тот вечер Полина поклялась хозяйке, что никогда ни при каких обстоятельствах не расскажет «девчонкам» о том, что она видела сегодня.

– А че такого-то? – искренне изумлялась Поля. – Ну, поплакали, с кем не бывает. Вы ж тоже вроде как человек…

Аурика Георгиевна с ненавистью смотрела на глупую домработницу, но сделать ничего не могла: молчание Полины было ей необходимо. Есть уроки, предназначенные только для одного человека. И этим человеком сегодня оказалась она сама. И пусть урок был запоздалым, и пусть она получила его в тот момент, когда была абсолютно уверена в своей правоте, Аурика Одобеску была по-настоящему счастлива. А когда человек счастлив, он щедр. Именно об этом Аурика Георгиевна и заявила своей старшей дочери, ворвавшись к ней в кабинет в тот момент, когда проректор по научной работе Наталья Михайловна Коротич взялась за трубку, чтобы сказать акционерам окончательное «нет».

– Я все поняла, – заторопилась Аурика, чувствуя себя в дочернем кабинете не в своей тарелке. – Возьми деньги, соглашайся.

– После того, что я от тебя услышала, – нет.

– Но ведь ты же видишь, – виновато произнесла Аурика, стоя перед дочерью навытяжку. – Я сожалею. Я приехала сама. А ведь мне семьдесят лет. И я очень прошу тебя согласиться и попробовать.