Йоханнес Зиммель - История Нины Б.

— Прошу вас ехать чуточку быстрее, господин Хольден, — заговорил маленький человечек рядом со мной, — мне придется провести в банке не менее двух часов.

Я был сильнее его. Я мог запросто избить его. Отобрать ключ от сейфа. Поехать в банк. А что дальше? Везде есть телефоны, и он опередил бы меня. Тогда мне надо будет его убить. О боже, какая глупость, какая глупость…

Я поехал быстрее.

— В свое время это был культивированный город, — произнес доктор Цорн. — На семьдесят два процента он был разрушен бомбардировками. Все сгорело и лежало в руинах — красивейшие фахверковые дома, изумительные дворцы. Пока я буду в банке, рекомендую вам посетить кафедральный собор. Он был построен в двенадцатом веке. Там похоронен Генрих Лев.

Высадив Цорна около банка, я действительно поехал в кафедральный собор. Там я рассматривал готических святых и долго простоял около большого каменного льва, под которым покоился человек по имени Генрих.

Мне было сорок лет. Если Бруммер заявит на меня в полицию за попытку шантажа, я опять на несколько лет попаду в тюрьму.

Я присел на могильную плиту — мне опять стало плохо. Я думал о моей покойной жене Маргит, которую я любил и которая мне изменила. Теперь она была мертва, и я больше не любил ее. И уже давно не любил.

Ко мне подошел служитель церкви:

— Здесь нельзя сидеть.

Мне пришлось встать.

— Господи! Помоги мне, сделай так, чтобы… — Я прервал молитву на середине: из-за всего произошедшего я стал сам себе противен. Я предпринял кое-какую попытку, и она не удалась. Очевидно, Бруммер с самого начала не доверял мне и еще до поездки в Берлин поручил своим адвокатам выяснить мое прошлое. Прошлое разных людей — на этом он специализировался, и об этом мне следовало помнить.

А выяснить это было просто, даже слишком просто. Он обладал огромной властью и очень большими деньгами. У меня же не было ничего. И у меня ничего не могло получиться против него. А не уехать ли мне за границу? Машина у меня есть, паспорт тоже…

Нет, это невозможно. Если я вовремя не заберу Цорна, все будет кончено. А пока у меня есть шанс, что Бруммер не заявит на меня в полицию. Если я попрошу у него прощения. И буду вести себя как его подданный. Мне было совершенно ясно, что именно так я должен вести себя. Тогда у меня будет хоть маленький шанс. Смешно, что человек всегда думает о маленьком шансе…

А Нина?

Нет, сейчас думать еще и о Нине я просто не мог! Сначала мне надо разобраться с самим собой.

И это было похоже на то, что я уже полюбил одного человека.

— Кирпич, уважаемый господин? — спросил тоненький голос. Внезапно передо мной возникла старая дама в черном платье. Сутулая от старости, она стояла, опершись на палку, в какой-то мучительно согбенной позе, ее маленькое тощее тело составляло четкий полукруг. На морщинистом бескровном лице старой дамы светились черные глаза. Она стеснительно улыбнулась. В левой руке она держала картонную коробку с кипой листков цветной бумаги.

— Всевышний вам это зачтет, — пообещала мне она.

— И что же мне зачтет Всевышний?

— Нам надо заново покрыть крышу собора, — терпеливо пояснила она. — Для этого требуется много кирпичей, а один стоит пятьдесят пфеннигов. Может, вы купите один кирпич, уважаемый господин?

Я дал ей одну марку.

— А какого цвета?

— Что вы сказали?

— Кирпичи какого цвета вы хотите за эту марку приобрести? Крыша должна быть из разноцветных кирпичей. Или вам вернуть сдачу пятьдесят пфеннигов? — Это она произнесла с одышкой.

— Сдачи не надо. А цвет мне безразличен.

— Тогда я вам дам два коричневых. — Она послюнявила палец и стала рыться в своей коробке. При этом у нее упала палка, которую я поднял. Старая дама передала мне две коричневые карточки, на которых было изображение этого собора и слова благодарности архиепископа за это пожертвование. —

Слава богу, теперь я смогу наконец отправиться домой.

— А вы давно здесь?

— С раннего утра. — Старая дама пояснила: — Я должна каждый день продавать десять кирпичей, а с этими двумя это будет даже одиннадцать.

— Вы должны? А кто же вас принуждает?

Дама опустила и без того низко склоненную голову и прошептала:

— Я дала обет, и за это Бог должен отпустить мне грехи.

Она поплелась дальше со своей скрюченной спиной, склонив голову, улыбающаяся и приветливая. Девочка из Дюссельдорфа от свидетелей Иеговы улыбалась точно так же.

Интересно, сильно ли нагрешила эта старая дама? И вообще, как может нагрешить такой старый человек? Но может, она грешила в молодости? И теперь вынуждена продавать кирпичи во славу Господа и чтобы доставить удовольствие архиепископу.

Все это утро мне было жарко. А теперь я продрог. Поэтому я вышел из собора на солнце. В городе стояла жара. Пыль блестела на солнце как снег, и все предметы имели четкие очертания. Я поехал назад к банку.

Цорн меня уже ждал. Элегантный и строгий, он стоял у обочины дороги, держа в руках папку. Я затормозил, и он, сев в машину, с упреком произнес:

— Вы опоздали на шесть минут.

— Я не смог сразу найти дорогу.

— Через четыре минуты я бы уже направился в полицию, — пояснил он. Я молчал.

— Кстати, я арендовал второй сейф. В нем лежит ключ от первого. А ключ от второго сейфа я оставил у директора банка. Это мой знакомый. Я говорю вам это для того, чтобы в дороге вам не пришло в голову ничего дурного.

Воздух над автобаном буквально кипел от жары. На протяжении ста километров этот маленький человечек не произнес ни слова, но я заметил, что он внимательно наблюдает за мной. В конце концов я не выдержал:

— Почему вы так на меня смотрите?

— Мне просто интересно, — ответил он. — Я изучаю различные характеры. Вы не шантажист.

— Нет? — с надеждой спросил я.

— Нет, — подтвердил он. — У вас скорее характер убийцы. — После этого он молчал до самого Дюссельдорфа.

— Я дам вам о себе знать, — сказал он, когда я подвез его к адвокатской конторе.

Я очень устал и поэтому сразу же поехал домой. Мила тут же стала мне рассказывать:

— Звонила моя Нинель. Она хочет с вами поговорить, господин Хольден.

— Завтра, — ответил я. — Завтра.

— Вы хотите есть?

Я покачал головой:

— Мне нехорошо. В доме есть снотворное?

Она принесла мне лекарство, и я прочитал, что надо принять одну или две таблетки перед сном. Я принял четыре, но они не подействовали на меня, и я просто тихо лежал без сна и слушал, как квакают лягушки в пруду. Я видел, как небо стало принимать свинцовый оттенок, затем стало светло-серым, потом розовато-красным и наконец золотистым. Голова болела, и меня охватил сильный страх.

Потом над деревьями взошло солнце, и лягушки прекратили свой концерт. С улицы донеслись голоса. Стали слышны звонки велосипедов и шум моторов машин. Город просыпался.