Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму

— Лейтенанта Шмидта… — протянул и Бендер, взглянув на рыжекудрого своего «молочного братца», названного сына героя. — И что же там о нем пишут, расскажите?

— Это можно, ночь скоро пройдет… Значит так, повели Шмидта на расстрел, а моряки значит того, не решаются. А адмирал как закричит: «Не выполнять повеление равносильно бунту!» Аж шея его побагровела: «Вы должны его расстрелять! Государь торопит казнь!» А у того на глаза пленка наползла, как у зарезанной курицы…

— У лейтенанта Шмидта? — спросил Балаганов.

— Да у того, кто должен расстрелять героя, друга Шмидта, они учились вместе. Он клялся в свое время, ирод, в верности Шмидту на Севастопольском кладбище после его речи. «Слушаюсь», — ответил он адмиралу и пошел…

— Расстреливать друга? — выдохнул Балаганов.

— Да. Тут пишется, — тряхнул свернутой газетой сторож, — рассвет был мутный, злой. Густой туман, мрачность легла на берега. Его поставили и матросов… А Шмидт узнал своего дружка-палача, значит, и так громко и просто говорит в необычайной тишине: «Миша, скажи своим людям, чтобы они целили вернее». И взгляды друзей встретились… Лицо Шмидта было бледно. И он еще сказал: «Хоть раз в жизни не трусь и не тяни», — сказал герой громко и отчетливо. — И рассказчик снова тряхнул газетой: — Затылки у матросов дрожали, и приклады винтовок судорожно постукивали о землю… А когда прицелились, тот махнул рукой и отвернулся. Защелкали вразброд вороватые выстрелы и… Николай Шмидт упал…

— Вы знали об этом, Шура? — спросил Бендер.

— Ой, нет, командор, если по справедливости… — прошептал тот.

— Так рассказывать еще, товарищи? — взглянул на одного, другого и третьего ночной страж дворца.

— Да-да, конечно, конечно, папаша. Хотя мы завтра и почитаем сами в газете, но не терпится узнать, что дальше?

— А после казачья сотня прошла над его телом и утрамбовала землю, чтобы не было видно даже того места, где зарыт поднявший руку на царя и дерзко объявивший себя командующим Черноморским флотом… непременно он, подлец, пить хочет, к фонтану Трильби направляется…

— Вы про что, папаша? — спросил Бендер.

— Кот гулять вышел. Воду пьет только из водостока Трильби…

— Чудно, старик, — дернул усы Козлевич, глянув на важно идущего огромного кота.

— Закури, папаша, — раскрыл перед ночным сторожем пачку «Южных» Остап. — Да мы пойдем… Величать вас как, уважаемый?

— Иванычем, спасибо за папироску, товарищ, — взял и начал закуривать старик. Да вы погодите, тут еще главное… Идемте к свету, — подошли к освещению у привратницкой. — Вот, читайте, — протянул газету Иваныч, — глаза у вас лучше, граждане-товарищи…

Бендер взял газету и под светящимся электрическим фонарем прочел место, указанное Иванычем.

— «Приговорен к расстрелу капитан царского флота С, руководивший казнью лейтенанта Шмидта. В последнее время С. был смотрителем маяка. Он учился вместе со Шмидтом в морском корпусе и даже был его другом. Приговор приведен в исполнение»…

— Вот, значит, как, товарищи, — пухнул табачным дымком Иваныч.

— Выходит, уважаемый папаша, бывай, мы пошли, — вернул газету старику Остап.

Балаганов тоже попрощался каким-то невеселым голосом, а Козлевич буркнул в усы что-то вроде «до свидания». И когда отошли от сторожа, Остап спросил:

— Что скажете, бывший названный сын лейтенанта Шмидта? Балаганов немного помолчал и ответил:

— Но и вы однажды им были, командор, если по справедливости.

— Это был, так сказать, небольшой эпизод, Шура. Не будьте прежним пижоном и не заостряйте на нем внимание общественности, — парировал Остап, взглянув на Козлевича.

— Трагедийно, конечно, братцы, — ответил Адам Казимирович, не вникая в суть язвительного обмена репликами своих друзей.

Весь следующий день искатели графских сокровищ ходили с разными экскурсионными группами по дворцово-парковому ансамблю графа Воронцова. Находясь в группе одного экскурсовода, они слышали:

— В основном Алупкинский дворец выдержан в стиле Тюдоров. Это стиль английской архитектуры шестнадцатого века. Но при проектировании дворца были учтены особенности Крыма, долгое время находившегося под турецко-татарским владычеством. Этим объясняется архитектура главного фасада центрального корпуса, который напоминает вход в мусульманские мечети. А многочисленные башенки, завершающие стены, как вы видите, повторяют детали восточных минаретов. Главный подъезд к дворцу, откуда мы с вами пришли, начинается с западной стороны, от Симеиза. Подходящих и подъезжающих встречали здесь строгие монументальные башни с бойницами. Узкий, мрачный проезд ведет в парадный двор. Проезд проходит между Шуваловым корпусом и хозяйственным зданием. Между ними перекинут легкий висячий мостик для крепостных музыкантов, которые из хозяйственных помещений проходили на балкон, расположенный в столовой… Как видите, проезд привел нас в парадный двор дворца, — говорила экскурсовод, когда группа вместе с компаньонами пришла туда. — Отсюда открывается красивый вид на парк, Алупку и горные зубцы величественной горы Ай-Петри. Главный корпус дворца, часовая башня, восточный флигель, — проводница указала рукой на достопримечательности, ограничивают парадный двор с трех сторон, а с севера его отделяет от парка только невысокая опорная стена…

Экскурсовод покашляла немного и продолжала:

— Сейчас мы находимся у северного фасада центрального корпуса дворца. Многогранные колонки, выступающие над крышей и заканчивающиеся красивыми декоративными навершиями, стены, завершающиеся зубцами, остроконечные купола характерны для готической архитектуры. Но окна-эркеры и дымовые трубы с прорезными верхами, — это уже английская архитектура эпохи Возрождения. Ну, а теперь оглянемся и увидим скромную по архитектуре четырехгранную часовую башню, а слева от нас — восточный флигель. Они как бы подчеркивают строгость и простоту северного фасада.

Примкнув к группе экскурсантов, искатели клада слышали:

— В оформлении парадного кабинета и некоторых других комнат дворца отчетливо просматриваются элементы английской архитектуры шестнадцатого века. Тогда внутренние помещения отделывались деревом. Панели кабинета, массивные двери, оформление окон — все выточено из дуба. Потолок производит впечатление деревянного, но это роспись масляными красками по алебастру. Его украшает изящный лепной орнамент. С общим тоном интерьера прекрасно сочетается цвет камина из мрамора коричневых оттенков. Во дворце Воронцова для сохранения английского стиля применено каминное отопление, которым почти не пользовались, так как дворец был летней резиденцией, и зимой здесь никто не жил.