Дмитрий Руденко - Станция Университет

Незаметно подкрался май. Чирикали воробьи. Бульвары были забрызганы зеленью. Вечера были легкими и неторопливыми. Ночи вздыхали, как девушка, которую целуют в губы. Пышно цвела сирень, ярко светили звезды. Москва пребывала в своем лучшем состоянии. Я смотрел на Краюшкину и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Я хотел обнять ее и никогда не разжимать объятий! Увы, Ира мне этого не позволяла.

В метро читал не только я. СССР был самой читающей страной в мире!

В редких перерывах между учебой и Краюшкиной я бегал играть в футбол на маленькую пыльную площадку «восемь восемь», спрятавшуюся во дворах домов на улице Васильевской, возле Тишинки, и получившую такое странное название из-за чрезвычайной близости к ней 88-го отделения милиции.

Играли на «восемь восемь» очень жестко — на деньги либо «на расстрел». Игру «на расстрел» еще называли игрой «на жопы». А «на жопы» — это когда игроки проигравшей команды встают лицом к борту или стенке, плечом к плечу, часто обнявшись, и сгибаются таким образом, чтобы локти рук легли на колени. При этом выпячиваются зады игроков. А дальше с расстояния пяти-семи метров игроки-победители поочередно что есть силы лупят по проигравшим. Задача — пробить так, чтобы жертвы завыли от боли. Моим бессменным напарником в футболе был одноклассник Кеша Шахворостов. Когда мы проигрывали, что случалось редко, и нас ставили у стенки, он всегда орал: «Бейте, бейте, гады, сильнее! Не мажьте! Когда вы здесь будете стоять, я не промажу! Расстреляю!». Я всегда старался, но не мог его заткнуть. После этого на нас обрушивался шквал убийственных ударов, которые, увы, часто попадали в цель. Благодаря этой уличной школе футбола я научился неплохо играть.

Однажды теплым вечером, чумазые, но довольные футбольной победой, мы шли с Кешей за квасом. Квас наливали за углом. Маленькая кружка стоила три копейки, большая — шесть. С квасом всегда были большие проблемы: его бодяжили и не доливали, а кружки плохо мыли. Шахворостов всегда бился за права потребителя: «Помойте кружку как следует!» и «Почему не долили?» — вопил он, когда ему протягивали кружку, наполовину заполненную пеной. «Доливай!» — требовал он. И ему обычно доливали, правда с недовольством. Выпив кружку залпом, Кеша, переведя дыхание, запустил довольно скучный разговор:

— Колыванов чуть ли не в каждом матче забивает! В этот раз ереванскому «Арарату» забил [44] Игорь Колыванов — футболист московского «Динамо». .

Я оставил реплику без внимания. Кеша продолжил:

— Знаешь, почему улица называется Васильевская? — Иннокентий жил на Васильевской.

— В честь Васильева, конечно.

— Какого Васильева, Димусь?

— Такого Васильева! Валерия Васильева, динамовца, капитана сборной СССР по хоккею, — придумал я.

— Эх, дурилка картонная, — Шахворостов тогда активно использовал сленг «митьков», популярных в те годы питерских художников-неформалов. — Ничего ты не знаешь, хоть и всю жизнь здесь живешь.

— Ну и в честь кого же?

— В честь братьев Васильевых. Знаешь таких?

— М-м-м…

— Это, Димусь, режиссеры. Они фильм «Чапаев» сняли [45] Фильм «Чапаев» чуть ли не все советские люди знали наизусть. . Смотрел?

— Дурак ты, Кеш, — с досадой сказал я.

— Это не я дурак, — парировал Шахворостов. — Ты думаешь, это случайность, что Дом кино находится на улице Васильевской? А?

Я промолчал. Что тут было говорить?

— Проверочный вопрос: кто играл Чапаева? — Кеша не унимался.

— Актер Бабочкин, успокойся.

— А в каком году сняли фильм?

— Не знаю.

— В 1934. Кстати, у меня есть пригласительные в Дом кино на церемонию открытия нового телеканала. Он будет называться… Точно не помню, по-моему, «Россия». Хочешь пойти?

— Откуда пригласительные?

— Мама достала.

— А что там будет?

— Не знаю. Думаю, интересно будет. В Дом кино разве легко попасть? Там знаменитости будут, политики. Тебе точно понравится.

— А если я не один буду?

— С кем?

— С девушкой Ирой.

— Решим.

И решил. И вот мы с Краюшкиной и с Шахворостовым уже в красных креслах уютного зала Дома кино. А на сцене — Олег Попцов, глава нового телеканала «Россия» и по совпадению отец нашей одноклассницы Юли. Рядом с Попцовым какая-то новая телеведущая из Ленинграда Светлана Сорокина, много известных людей. По-настоящему интересно. В какой-то момент Кеша шепнул мне на ухо:

— Заметил?

— Что?

— Твоя Ира все время на меня смотрит.

— Что?

— Да! Странно, что ты не видишь. Слепой, что ли? Понравился я ей, это понятно.

Я чуть не взорвался! Но, может, он прав? Стал аккуратно присматривать за обоими, но ничего не заметил. Однако в голову лезли черные мысли: «Черт! Черт! Вот ведь гад, змея какая, а? Шахворостов!».

Тот май вообще выдался напряженным. Это был первый год, когда надо было писать курсовую работу. Тема: «Американские корпорации — основа экономики США». Научным руководителем я выбрал профессора Андрея Владимировича Аникина. Выбрал не случайно. По факультету ходили слухи, что учиться у Аникина — особая честь, которой удостаиваются лишь избранные. Этого мне было достаточно, чтобы определиться. Я старался, добросовестно собирал материал для курсовика, а для этого каждый день ходил в Публичную библиотеку имени Некрасова на Пушкинской, набирал журналы — в основном «Мировую экономику и международные отношения» в зеленой обложке — и конспектировал.

Когда я возвращался из библиотеки домой пешком через Патриаршие пруды, изо всех окон звучал хит Loosing My Religion в исполнении группы R.E.M. Дома я садился на кухне у открытого окна, с видом на кирпичную грузинскую церковь и зоопарк, и под неистовые вопли гамадрилов, обуреваемых весенними страстями, перепечатывал свои конспекты на немецкой механической печатной машинке Robotron. Так слагалась моя курсовая. Надо заметить, что в тот год Андрей Владимирович не стал тратить свое драгоценное время ни на меня, ни на таких, как я. Он встретился с нами пару раз, после чего поставил пятерки. Не уверен, что он читал наши творения, но я все равно был на седьмом небе от счастья.

Во время летней сессии отбирали студентов на самое элитное отделение факультета под названием «Зарубежная экономика». После «зарубежки» появлялась перспектива работы за границей, а это дорогого стоило. Я опоздал на собеседование, где и происходил отбор счастливцев. Ученый секретарь безразлично смотрела сквозь меня: