Дмитрий Руденко - Станция Университет

— Дим, слушай, я решил прямо сейчас ехать в аэропорт, — это был Шахворостов. — Иначе начало учебы в Америке пропущу, а там и вообще из списков могут вычеркнуть. Можешь меня проводить?

Это совсем не входило в мои планы.

— А ты что, новый билет купил? — удивился я.

— Нет. Собираюсь там, на месте, договориться. Одному трудно будет. Самолет в Вашингтон улетает утром, есть ночь, чтобы как-то на него попасть. Надо, чтобы кто-то присмотрел за вещами, пока я буду бегать и договариваться.

— Ладно, — недовольно пробурчал я, вечер перестал быть томным.— Опять тебя этот черт Шахворостов куда-то на ночь глядя тащит, — сокрушалась бабушка Оля, когда я, услышав в окно приближающийся троллейбус, выскочил пулей из дома, чтобы на него успеть.

В Шереметьево пришлось провести всю ночь. Сидел на Кешином походном выцветшем брезентовом рюкзаке с пожитками и читал «Идиота», пока Шахворостов носился по аэропорту, подкупая царскими серебряными рублями и армянским коньяком пограничников и сотрудников «Аэрофлота» — только бы его впустили в самолет без билета. Получилось: начальник полетов любил выпить! Кеша улетел «на подсадке», махнув мне из зоны паспортного контроля рукой. Лишь утром я доплелся до маршрутки, которая повезла меня до «Речного вокзала». Засыпая под гул ее мотора, я вспоминал школьные инструктажи для политинформаторов, которые вела старая историчка Зинаида Николаевна, ортодоксальная коммунистка: «Это у них — кровожадная военщина, алчные корпорации, безработица, СПИД, постоянная угроза разорения, стрессы, бездомные, безвинно осужденный Леонард Пелтиер [53] Леонард Пелтиер — борец против бесправия коренных индейцев, приговоренный в 1977 году к двум пожизненным заключениям. Советский Союз требовал: «Свободу Леонарду Пелтиеру». , голодающий доктор Хайдер, человек человеку волк, а не товарищ и брат. Это там — резервации для индейцев и линчевание негров. Это там верховодит жалкий киноактеришка с глупой голливудской улыбкой, недобитый ковбой Рейган». Кеша летел туда, в этот кромешный ад. Затем вспомнилась нравившаяся Кеше песня группы «Альянс»: «Солнца свет и сердца звук, робкий взгляд и сила рук, звездный час моей мечты — в небесах. На зааааре голоса зовууут меняяя…». Мой друг был и на заре, и в небесах, и на пути к своей неосознанной мечте. А потом я заснул, и Кеша привиделся мне стоящим на ступенях белоснежного Капитолия в Вашингтоне…

Разделавшись с «Идиотом», я залпом прочел «Братьев Карамазовых». А на «Бесах» споткнулся. Все-таки нельзя все делать сразу! Торопиться — ни к чему. Правильно наставлял меня в детстве хоккейный тренер Петр Михалыч по кличке «Понял сё». Михалыч учил, что наиглавнейший признак мастерства — это пауза, а не суета. «Ну, это но! — обычно восклицал «Понял сё»: — Сыграй на паузке, они (соперники) сами за тебя все сделают. Шайбочка сама к тебе прилетит. Просто постой, подожди». Прозвище свое он получил за то, что в горячке, давая указания, куда бежать и что делать, постоянно повторял, с надеждой глядя нам в глаза: «Понял сё?». Когда я рассказал Петру Михалычу, что Кеша уехал в Штаты, он подивился и резюмировал, покачав головой: «Геша-то не дурак, понял сё». И оказался прав: это стало ясно, когда я получил первое, а потом и второе письмо от Шахворостова. Он писал, что в далеком Нью-Йорке «неприлично ходить в кроссовках в рестораны», что «модными ботинками считаются топсайдеры», что майки называются T-shirts и что самые крутые джинсы — это джинсы фирмы GAP. Он уже успел съездить в «up-state New York» [54] На севере штата Нью-Йорк. и прислал мне пару своих фотографий на фоне Корнельского университета. Где-то в нью-йоркском Сохо Кеша наткнулся на Де Ниро с негритянкой. В каких-то гостях ему дали подержать израильский автомат «Узи». А пожилая дама, взявшая опеку над ним, купила ему желтый зимний пуховик J.Crew за 200 долларов. Еще он советовал слушать песню The Cure «Boys Don’t Cry». «Сказка!» — думал я, раз за разом, жадно перечитывая художественные, от руки написанные послания моего друга при свете ночной лампы в углу маленькой квартирки в темной, колючей, холодной и голодной Москве.

В ответ я писал: «Кеш, у нас в «Что, где, когда?» [55] «Что, где, когда?» — популярная телепередача, в которой в советское время знатоки отвечали на вопросы телезрителей, а призом за правильный ответ была книга. теперь играют не на книги, а на деньги. В прошлую субботу в телепрограмме «До и после полуночи» [56] Первая ночная передача в СССР. Обычно телевещание в СССР прекращалось не позднее полуночи. рассказывали о советских людях, живущих в Нью-Йорке. Ты знаешь, мы благоговеем перед иностранцами, глядя на них, верим в другую, благополучную жизнь. Больше всего восхищает Америка — образ жизни, фильмы, одежда, любовь и, конечно, улыбки. Америка — это мечта. Кажется, что это страна всеобщего благоденствия. Мы смотрим на Запад и надеемся, что когда-нибудь станем такими же, а пока выживаем, у нас грязно, разруха, страна разваливается, все боятся инфляции и бегут от рубля, переводят сбережения в доллары или немецкие марки. Успокаивают, что лет через пятнадцать-двадцать все наладится. Представляешь, как долго надо ждать? Но в конце концов все устроится, ведь был же когда-то семнадцатый год. И восемнадцатый, и девятнадцатый. Тоже разруха, голод. Еще и тиф был. И выкрутились все-таки. И Днепрогэс потом построили, и Магнитогорск». Заканчивал я письмо на державной, патриотической ноте: «Вот что Дмитрий Карамазов у Достоевского говорит: «Ненавижу я эту Америку уж теперь! И хоть будь они там все до единого машинисты необъятные какие, али что — черт с ними, не мои они люди, не моей души! Россию люблю, русского Бога люблю»».

К слову, в это самое время на русского Бога наступали: Москву наводнили новоявленные международные религиозные секты. Молодые сектанты, они чаще всего были американцами, сновали повсюду, заманивая прохожих на проповеди. Миссионеры проникли и в университет, на одного из них, «брата» Джона из Московской Церкви Христа, однажды наткнулся Лёнич. Джон тут же принялся объяснять, почему его секта лучше секты Марии Дэви Христос, вербуя новую душу, но не тут-то было. Не Джон достиг успеха в тот день, а Лёнич: он между делом выяснил, что в съемной квартире Джона нет стиральной машины. Как беседа из сферы духовной перенеслась в материальную, я так никогда и не смог постичь.

Однако факт есть факт: на следующий день мы с Лёничем взяли взаймы двести долларов, купили на них стиральную машину Sanyo на Калининском проспекте и привезли ее к двери квартиры Джона (адрес тоже был выяснен). Увидев нас с агрегатом, Джон застыл как вкопанный, бормоча под нос слова «брат» и «аминь», а Лёнич в тот же миг приговорил американца:«Шестьсот долларов!». Через минуту ошарашенный поначалу Джон пришел в себя и попытался возразить: «Не надо! Зачем?», но невозмутимый Лёнич по-дружески потрепал его за плечо, что-то шепнул на ухо, и миссионер обреченно выдохнул: «Yes». «Что за волшебные слова ты ему сказал?» — поинтересовался я, когда мы в прекрасном настроении уходили от Джона. «Аминь, брат», — пошутил Лёнич. Четыреста долларов на двоих за день — фантастический результат! Русский Бог взял верх над американским!