Евгений Пузыревский - Седьмое лето

Да и мы не находим – не так ли?

2) Одежда – строгая, неброская, плохо запоминающаяся и идеально выглаженная.

Начнём снизу вверх.

Глаза – это зеркало души. Ага, как бы не так – вот оно, одно из величайших заблуждений человечества! Глаза могут врать, лукавить, скрывать, выдавать, предавать… А душа – она же, невинна, чиста… словно правильная обувь. «Правильная», в понятии Альберта Эдгаровича означала – просушенная, тщательно начищенная ваксой и отполированная банановой кожурой до такой степени, что хоть солнечных зайчиков пускай.

Так что обувь – это зеркало души. Какова она, таков и хозяин.

Ещё одна маниакальная особенность одежды для ступней – носки. Независимо от погодных условий, времени суток и местонахождения объекта обтягивания, они менялись строго каждые три часа. Наводнения, землетрясения, извержения вулкана, взрыв атомной бомбы и другие малоприятные явления, никоим образом не могли нарушить регулярный ритуал замены якобы грязного на чистое (и то и то лежало в двух специальных полиэтиленовых пакетиках, которые, в свою очередь, укладывались во внутренние карманы куртки).

Далее – застиранные, но ещё прочные брюки, потёртый ремень из кожзаменителя, белоснежная майка, рубашка в крупную клетку, застёгнутая на все пуговицы и заправляемая «вовнутрь»… всё это настолько скучно и обыденно, что не имеет даже смысла быть описанным.

3) Очки. Образ классического «любителя детишек» был бы не полным, без больших очков с толстыми стёклами, делающие и без того немаленькие глазища, просто огромными – занимающими, словно в японских мультиках, половину лица. Собственно именно поэтому, коллеги по консерватории прозвали Альберта Эдгаровича – Окулярный Бурят (Япония далеко, Бурятия поближе да породнее будет). Но, как каждый уважающий себя почитатель отца, деда и остальной родословной, он гордо игнорировал это холопское прозвище и откликался только в том случае, когда к нему обращались по имени-отчеству.

На первый взгляд, с таким внешним видом оставалось лишь завести красный флаг с яркой надписью «Внимание! Я педофил!», да размахивать им в местах скопления юных спиногрызов – и всё, всевидящее бдящее родительское око не даст проскользнуть на территорию к своим беззаботным чадам.

Но, как это ни странно, срабатывает закон «Неверие в простоту».

Рассмотрим его на фольклорно-зоологическом примере. Получают три порося Ниф-Ниф, Наф-Наф, Нуф-Нуф телеграмму, в которой сказано, что, мол, я Волк и сегодня приду вас употреблять в пищу, но так как я ленивый, то никаких обманных действий с уловками, а только напрямую, да через центральный вход. Какова реакция пяточконосых? Заливают пол цементом, на окна стальные решетки, в дымоход колья, вокруг стен ров с акулами да перекидным мостом, и как бы всё – огородили жилище от опасности. Собачий предок же, что «Щас спою» иль «Ну, погоди!» и вправду, как предупреждал, вошел через главную дверь, укрепить которую ни кто даже не додумался, застав тем самым врасплох троих братцев, не удосужившихся просто напросто поверить в правду.

Идентичная ситуация с Альбертом Эдгаровичем – он настолько походил на стереотипного педофила, что этого ни кто не воспринимал всерьёз. Случись даже поймать его за руку на месте преступления, скорей поверишь, что он «Трамвая ждал», чем совершал грехопадение с несовершеннолетними. Ну ходит себе, ну смотрит, ну угощает иногда конфетками – с кем не бывает, не бить же в колокол на каланче взывая к подмоге соответствующие правоохранительные органы. Этому лупоглазому мужичку, судя по внешнему виду, и так жизнь икорочкой по хлебу не мажет, а тут ещё и добивать его подозрениями? Может он порядочный, может он хороший, может он шедевры крестиком вышивает, а тут обронишь ненароком – «Что же это вы сударь, тут так регулярно ошиваетесь, иль у вас мыслишки какие нездоровые в голове плодятся?» и всё, натопчешься в душе, наоставляешь отметины несмываемые. Так можно и на суицид человека подтолкнуть – не все же способны обвинения на завтрак проглатывать и далее существовать в предлагаемых обстоятельствах.

В итоге, случаем и господом хранимый, Альберт Эдгарович умудрялся не попадаться, раз за разом выходя из воды махровым полотенцем насухо обтёртый. При этом он даже не подозревал о том, что за его «сезонные вспышки» (естественно не за все) уже был пойман, осуждён и наказан один довольно таки подозрительный элемент, который имел неосторожность, под воздействием алкоголя, окунуться в накатившие воспоминания о детстве. Боком конечно вышли не сами обрывки определённых пережитых моментов тридцатилетней давности, а то, что он решил их выплеснуть на детской площадке, при этом посадив на свои колени забавного несмышлёныша, что играл неподалёку. Сначала посадил он, затем посадили его, повесив при этом два детских «глухаря» (в таком случае, наверно уместнее сказать «глухарика») – найденных с разницей в три месяца четырёхлетнего Костю Якимова и шестилетнего Сашу Грунцева. Давно протрезвевший мужчина естественно всё отрицал, но нашлась свидетельница, которая с уверенностью показала, что видела подозреваемого уводящего куда-то одного из мальчиков. И это, вне всяких сомнений, был точно он… только рост с разницей в полторы головы, но это мелочи. На вопрос же следователя, почему такая благородная дама не воспрепятствовала незнакомцу, был получен ответ – «Я в чужие дела не лезу».

Так один продолжал экономить на полиэтиленовых пакетах и мучиться несварением желудка, а второй отбывал за него наказание и ненавидел почившего Бориса Николаевича Ельцина, за подписанный им, в далёком девяносто седьмом году, Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни. Уж лучше бы расстреляли, чем ходить с 132 статьёй УК РФ за пазухой.

Альберт Эдгарович, отлицезрев детскую площадку ровно столько, сколько сам же себе отмерил в норму, с чувством удовлетворения и уже зашкаливающего голода, дошел до своего дома, поднялся по лестнице на третий этаж и скрылся за дверью в квартиру.

Ох и натворит он ещё делов…

– Бляяяяяяяяяяяяяять! – в который раз проорала Людмила, широко раскрыв и без того гигантский рот. Язвочки, уже с полгода как поселившиеся в уголках губ, наконец не выдержали чрезмерного растяжения, и, разорвав собственную внешнюю оболочку, закровоточили.

– Хорош глотку драть! Терпи, не малая уже! – в ответ на вопль произнесла Тома Никитична, уверенно наполняя свой голос стальными нотами. Её богатая многолетняя практика показывала, что стоило лишь только роженицам хоть на секунду дать возможность одеться в удобный костюм «Пожалейте меня», как процесс изгнания плода усложнялся многократно. Если же этим «протёкшим» внушительно напомнить про скачущего коня пред горящей избой, да при этом гаркнуть тяжестью кузнечного молота (иногда и отхлестать по щекам не возбраняется), то и самой тянуть сподручнее и им «метать» безболезнее.