Йоханнес Зиммель - Любовь — последний мост

— Англичанин по-прежнему валялся рядом, он пошевелился и застонал. Собрав силы, я встала. Как могла, я привела в порядок свои порванные вещи, взяла камеры и выбралась из джунглей на грунтовую дорогу. Через полчаса появился французский грузовик, военные стали расспрашивать, что со мной стряслось, но я ничего не могла им объяснить, я была не в состоянии выдавить из себя ни слова, они довезли меня до казармы, к военному врачу… Тем временем дар речи вернулся ко мне, и я наврала ему, что после катастрофы на железной дороге у меня был шок, что я вывалилась из этого поезда на полном ходу. Он дал мне каких-то успокоительных таблеток, и я вернулась в эту грязную дыру, где мы все жили. Она называлась напыщенно «Отель Мирамар». Я долго стояла там под единственным на весь «отель» душем, потом надела пижаму, а поверх нее — махровый халат, и…

Ей не хватало воздуха, она закашлялась. Филипп хотел было сказать что-то, но она покачала головой, замахала на него руками, утерла слезы и продолжала говорить так же взволнованно и торопливо, как за несколько минут до этого.

— …и я пошла искать Пауля и нашла его… в его комнате. Мой вид донельзя поразил его; я рассказала ему все до мелочей. Он дал мне выговориться. И когда я немного успокоилась… он обнял меня и погладил. Мы с ним сидели рядом на старом диване… Он сказал, что сообщит кому надо, как со мной поступил англичанин, и позаботится о том, чтобы об этом сообщили в агентство, на которое тот работает… И не переставая гладил меня… но уже не как друг, совсем не как друг или приятель… Его, наверное, возбудил мой рассказ, потому что он вдруг набросился на меня с поцелуями, а когда я хотела вырваться, он схватил меня за руки вот так, — она изо всех сил вцепилась в руки Филиппа, — повалил меня на диван и одной рукой зажал мне рот, а другой сорвал с меня халат, пижаму и… и…

Клод подперла голову обеими руками и заплакала навзрыд.

Бармен Робер, заметив это, поспешил к их столу, чтобы узнать, не нужна ли его помощь. Но Филипп дал ему понять, что справится сам; никто из гостей не заметил происшествия за их столом, никто не видел, что Клод плачет, а Жорж играл на рояле и напевал:

— I’ve got you under my skin… [55] Ты волнуешь меня (англ.).

Но вот Клод успокоилась и спросила его:

— Ты понимаешь? Он схватил меня за руки точно так же, как ты…

— Как я взял тебя за руки перед дверью твоего дома, — сказал он.

— Вот именно, да… И я потеряла самообладание, потому что в эту минуту ты был для меня Паулем, и поэтому я так разоралась, как я орала тогда, в номере этой грязной гостиницы… Но он не отпустил меня, он набросился на меня, как животное, он зажал мне рот… И сделал, что хотел… Что не удалось сделать англичанину, сделал Пауль, мой друг Пауль… муж моей подруги… Меня словно парализовало от ужаса и омерзения, а он будто обезумел…

Она замолчала и некоторое время спустя посмотрела на Филиппа так, будто только что очнулась после кошмарного сна.

— Вот как все это было, — неестественно спокойно подытожила она. — На другой день я узнала, что англичанин с разбитой головой лежит в полевом госпитале. Версия была такая: он выпрыгнул из поезда, отсюда и травма. Пауль присоединился к группе журналистов, уехавшей на северо-восток страны. Я позвонила в Париж, в редакцию, сказала, что эта война меня доконала, что я просто не в силах выполнить поручение до конца и что я очень извиняюсь перед ними. Они оказались людьми понятливыми, ответили, что такое время от времени случается, особенно с женщинами, и были столь добры, что сразу заказали мне билет на обратный рейс в Женеву. В аэропорту меня встретил Серж. Он тоже решил, что я не вынесла тягот войны, что в этот раз это оказалось мне не по силам, и в последующие дни трогательно заботился обо мне… О Пауле я с тех пор больше ничего не слышала… Но теперь, когда меня опять посылают в те места, это первая моя большая командировка после того случая… теперь мне страшно, ты ведь понимаешь меня, Филипп, правда?..

Танцплощадка опустела. Танцевавшая парочка вернулась за свой столик в нише. Филипп заказал еще по одной порции «В постели», и Клод снова заговорила, теперь уже спокойно и неторопливо.

— Теперь ты понимаешь, почему я вела себя как ненормальная. Ведь все это случилось всего два с половиной месяца назад. Пауля сейчас в Конго нет, я навела справки, и англичанина там тоже нет. Но я боюсь не их, я боюсь своих воспоминаний! Воспоминаний о том, как вел себя Пауль. Допустим, англичанин был обыкновенным негодяем и подонком, но Пауль, Пауль, с которым мы столько лет были знакомы и дружили, мой друг Пауль, которому я полностью доверяла…

— Да, — кивнул он.

— Тебе я могу все рассказать, — проговорила она. — Серж ничего об этом не знает. Я стараюсь забыть о случившемся, только мне не удается… Дело не столько в физическом надругательстве, а в потере доверия к людям. Как я теперь могу довериться мужчине, Филипп, как мне полюбить? Да что там, когда одно прикосновение мужской руки стало вызывать у меня раздражение. Я стала испытывать что-то вроде радости от того — страшно говорить об этом! — что Серж попал в эту ужасную катастрофу… Но когда появился ты… все почему-то изменилось, и мы оба это почувствовали, сразу же… Но во мне поселился страх перед людьми вообще, а перед мужчинами в особенности. Это безумие, я отдаю себе отчет, но что особенно удивительно и неприятно: меня до сих пор преследует приторносладкий запах прогнивших фруктов, которые валялись там, в джунглях, да, тот самый запах! А что еще более странно, я с тех пор словно ищу, откуда он исходит, этот запах, я ищу эти фрукты на базарах, в магазинах… Это безумие, безумие и больше ничего!

— Нет, это не безумие, — покачал головой он. — Никакое это не безумие. Чтобы все прошло, должно пройти много времени.

— Да, много времени, — согласилась Клод. — Ты все понял…

— Все или почти все, — сказал Филипп.

— Ну, тогда ты понимаешь и то, что мне никто точно не скажет, сколько это еще продлится.

— Я подожду, — сказал он.

— Но мы не расстанемся, правда?

— Да.

— Будем звонить друг другу по телефону. Каждый день. С моим аппаратом «инмарсатфон» [56] Инмарсат — система спутниковой мобильной связи. — Прим. ред. я дозвонюсь до тебя из любой точки на планете. Он маленький, как сумочка, и весит килограмма полтора. Надо только поднять крышку, в нее вмонтирована специальная антенна…

— Я эти телефоны знаю, Клод, мы тоже такими пользуемся.

Но она, словно не слыша его, продолжала говорить. Мысль о том, что они часто будут говорить по телефону, словно приободрила ее.

— …антенна сама выбирает наилучшую позицию по отношению к близлежащему спутнику связи. Можно набрать любой номер, если он подсоединен к сети… С Конго у нас разницы во времени нет, и мы с тобой договоримся, в какое время будем созваниваться, это можно делать хоть каждый день… Да, Филипп, ты уж наберись терпения, рано или поздно я перестану искать эти фрукты, и этот запах перестанет преследовать меня…