Ирина Субботина - Территория Альфы

Она то ли не могла, то ли не хотела взаимодействовать со мной. Возникало ощущение, что она свои силы тратила на то, чтобы ускользнуть от меня, отчего сама сильно изматывалась и меня делала обессиленным.

Я даже уже начал думать не о том, как мы с ней будем жить дальше, а о том, как будут жить наши дети. На неё, может быть, в какой-то момент мне насрать станет, но она будет матерью моего ребёнка. Той «выпускницей Плехановского», которая с помощью ребёнка начнёт выторговывать для себя социальные блага.

Знаю, есть такая закономерность у женщин, когда у них заканчиваются деньги, они начинают атаку оскорблениями. Или не хотят секса.

Женщина, может быть, и хочет интимных отношений, но не допустить их – значит, дёргать за стратегические ниточки. Это всех касается.

Разные примеры слышал от знакомых. Говорю: «Как ты определяешь, что у твоей закончились деньги?» Отвечают: «Она приторговывает пи…ой». – «То есть?» – «Не даёт».

А второй вариант, это когда выторговывают право на дорогую покупку, которую невозможно сделать без согласования.

Думаю, это не унижение женщины, это использование своих женских ресурсов. Но это выторговывание плотью не может быть раньше тридцати лет. Те, кто моложе, ещё не умеют это делать. Для них секс пока ещё не является каким-то собственным ощущением. А понимание, что это для мужчины важно, приходит несколько позже. Но не тогда, когда интимная близость случается в первый раз.

Безусловно, я получал от Орловой определённую отдачу, но не в том объёме, в котором хотел бы. Появилось ощущение, что моя женщина приспособилась.

Она поняла, что я человек, связанный ответственностью. И пыталась этим манипулировать.

Иногда возбуждает не умная женщина, а страх перед умной женщиной. Как только этот страх рассеивается, умная женщина начинает раздражать. Чем? Своим страхом оказаться неумной в глазах мужчины. Для того чтобы справиться с подобным страхом, женщина должна оказаться сверхумной. Такие экземпляры редко, но бывают.

Сверхмягкая – вот для женщины синоним понятия сверхумная. Иногда такой женщиной оказывается собственная мать.

Отношения с Ольгой постепенно ухудшались. И я серьёзно увлёкся съёмками, тратил на них всё своё свободное время и выходные.

У всякого увлечения есть своя предыстория. Как-то я пришёл в ЦДХ на фотовыставку и был потрясён тремя фотографиями. Позже мне попался альбом Хельмута Ньютона, потом ещё один.

Я вспомнил своё детское увлечение фотографией. Снимки, сделанные «Сменой 8М» нельзя было назвать шедеврами. Но ночи, проведённые в ванной, под красной лампой, за увеличителем, стимулировали воображение. Укрепляли желание увидеть за проступающей в реактиве картинкой нечто большее.

Теперь же мне захотелось оказаться самому в роли модели. Стать тем пластилином, из которого можно вылепить образ.

Это было очень весёлое и сладкое времяпрепровождение. Сладкое в том смысле, что в перерывах между съёмками мы все обжирались всякой гастрономической всячиной. Всем было хорошо. С одной оговоркой – Ольга неохотно участвовала в съёмках. С её стороны это выглядело как некое одолжение мне.

И чтобы в очередной раз не испытывать напряжения на съёмках, не уговаривать Орлову как-то проявить интерес ко всему происходящему, да и потом, на фотографиях, не видеть её лица и позы, демонстрирующих великое одолжение, я начал приглашать на съёмки профессиональных актрис и моделей, заинтересованных в процессе и творчески, и материально, готовых поделиться своим креативным виденьем.

Я получал удовольствие от того, что происходило вокруг меня. Мне нравился результат на выходе. В некоторых историях я выходил обречённым бунтарём. Для меня это была интересная игра в самоподзавод.

В большинстве же я собрал коллекцию развлекательных готических историй. Но главное, что всем вокруг нравилось всё то, что мы устраивали.

Всем, кроме Орловой.

– Две звезды в одной корзине быть не могут. Звезда одна. И, к сожалению, – сказал я ей, – ты уже не звезда. Так будь достойной подсветкой.

Со стороны Орловой появилась ревность. И какие-то дела, к которым лично я не имел никакого отношения. Но почему-то финансировал.

Ольга выезжала с компанией друзей на отдых, с ней были и парни, и девушки. Она, как девица с толстым кошельком, являлась центром мероприятия. Снимала самый большой и дорогой номер в отеле, и вся компания веселилась на её территории. За её счёт. А точнее – за мой.

Могу предположить, что таким образом Оля пыталась вызвать во мне ревность. Это был её ответный шаг на мою активность.

А меня тошнило от ревности. Ревность – это не проявление любви. Это проявление глупости и нереализованности в жизни. Для женщин это, может быть, и естественно, для мужчин – нет. Как только мужчина ревнует, я сразу понимаю, что это урод по жизни. Урод не в том смысле, что он плохой человек, а просто он – моральный урод. Ведь само уродство – это искажение, по сути.

Когда человек в одной сфере лидер, а в остальных хуже нуля – получается уродство. Надо быть в одной сфере лидером, а в остальных – профессиональным дилетантом. Это всё равно что иметь подпорки для основного стержня, без которых он может рухнуть.

Неплохо, если кто-то вправляет мозги по ходу жизни. Слышал, что у выдающегося учёного Сахарова жена была «как Цербер». Сплетня не сплетня – но говорили, что она даже вроде бы била его.

Ольга думала, что оскорбления в мой адрес – это таблетка для эрекции. Не получалось, не работало.

Я где-то слышал, что садистами становятся от недостатка любви, а мазохистами от её переизбытка. Или, может быть, наоборот. Правда ли это – не знаю. Я не стал ни тем ни другим. Возможно, в моей жизни любовь присутствовала и отсутствовала с переносимыми для меня интервалами.

Извращение и любовь существуют параллельно и никогда не пересекаются. Это тот случай, когда одно не является продолжением другого, а исключает его.

«Мама мыла раму» – это то, что во всех нас, сорокалетних, заложено с детства. Это архетип и красоты, и ничтожества. И если мама реально мыла раму, а после этого, как, впрочем, и до этого, относилась с любовью к своему ребёнку, тогда у него возникало ответное чувство на всех «мам, моющих рамы». В противном случае всё происходило с точностью до наоборот.

Ольга Орлова – моя девочка, моя радость, моя печаль – микс, намешанный на собственной красоте и молодости, ленивости и инертности. Она – это самолюбование, упавшее на благодатную почву.

Она по-прежнему играла в звезду. Но оказалась крайне ленива. Я настолько облегчил ей жизнь, что она просто впала в спячку. В этом нет ничего плохого. Просто надо было учитывать эту её особенность и заставлять её пахать. Но у меня на это не было времени.