Сергей Гавань - Смарагдовый трон (роман)

Карранс тоже поднялся на ноги и проводил советника до выхода.

- Не хочешь позавтракать у меня? - спросил он из вежливости.

Кархарий повернулся, посмотрел на него, задрав бровь.

- Нет.

Но спустившись с крыльца, добавил:

- Спасибо.

Карранс закрыл дверь и подошёл к шкафу с обувью. Надев мягкие туфли и отряхнув сутану, он крикнул:

- Томас, я ушёл!

Слуга выглянул из двери в другом конце коридора.

- Позвольте напомнить, что у вас вечером запланирован ужин с той очаровательной особой из семьи Велль. Как же её имя...

- Ланита, Томас, Ланита.

- Ваша память крепка, как никогда, господин.

- О, дорогой, Ланиту не забудет даже умственно-отсталый.

- Я сделаю вид, что не заметил оскорбления, господин.

- Извини, друг - мне пора! - воскликнул Карранс, закрыв дверь и выбежав на парковую дорожку. С облегчением увидев, что Кархария впереди нет, он трусцой побежал к восточному выходу из парка, за которым находилась дорога, ведущая к Чешуистым Воротам.

Прошло не меньше получаса, прежде чем он, миновав громадную каменную арку ворот, ряды административных зданий, и немало напугав утренних прохожих, оказался возле Первого Храма. Это сооружение, возведённое первыми чудотворцами, размерам превосходило всё, что Карранс видел в своей жизни. Ко входу вели сотни ступенек, белоснежные стены попирали огромные статуи Трёх Богов. Золотые шпили блестели в лучах солнца, видимые по ту сторону Англерса.

Карранс, будучи мужчиной в расцвете сил, с лёгкостью взбежал по ступеням и обернулся, ещё раз полюбовавшись видом на Королевскую Площадь, которая представляла собой огромный прямоугольник небесного цвета, от которого отходило множество улиц. В центре этого прямоугольника располагался чудесный бассейн с фонтанами. Вода в нём была бирюзового оттенка, а на поверхности плавали голубые, фиолетовые и алые лепестки ирисов. Солнце уже взошло на городом, одаривая всё вокруг тёплыми прикосновениями своих лучей.

- Ах, как я люблю этот город, - с наслаждением сказал Карранс мягкому ветру и двинулся дальше.

Прихожане расступились перед ним, осеняя себя благословляющими жестами. Карранс улыбался каждому и поднимал руку с зажатым в ней ключом.

Пройдя через весь зал, в котором мог целиком уместиться Канстельский Храм, Карранс зашёл за Алтарь, посвящённый богу земли Ориду. В серой рельефной стене были прочерчены линии, обозначающие дверь. Разглядев в сочленении мозаичных плиток отверстие, архиепископ снял с шеи ключ и с гулко бьющимся сердцем вставил его. После нескольких поворотов ключа дверь бесшумно распахнулась. Достав смарагдовый символ из дверной скважины, Карранс шагнул внутрь. Дверь за ним закрылась тоже без шума.

Какой он из себя, этот Рензам Рект?

Кто-то видит в нём жёсткость и жестокость.

Кто-то - невероятную храбрость и склонность к риску.

Я же вижу в нём тщательно скрываемое горе.

Саламах Инги, "Жизнь великих людей", том 3,

1089 год от создания Триединой Церкви.

В следующее мгновение Гирем обнаружил, что находится в весьма щекотливой ситуации. Все жители Геррана от мала до велика, а также отец и его телохранители, сейчас смотрели только на него.

Рензам, чей возраст прошлым летом перевалил за четвёртый десяток, был человеком больших сил. С длинной иссиня-чёрной бородой и волосами, завязанными в конский хвост, с постоянным хищным прищуром колючих тёмных глаз, и в тёмном плаще, он был похож на пантеру, такой же поджарый и ловкий. Даже в движениях его сквозила удивительная плавность и грация, как у кошки, медленно подбирающейся к жертве с тем, чтобы совершить убийственный прыжок.

Рензам встал рядом с сыном, одним взглядом заставив Джаффара отойти в сторону, и наклонился к его уху.

- Только не говори мне, что ты собирался переложить свою обязанность на другого, - прошептал он. - По закону казнить Одержимых должен представитель власти.

Гирем растерялся и нашёл в себе лишь силы солгать.

- Всё верно, - шепнул он в ответ. - Я хотел сделать это лично, но теперь здесь ты.

И ни слова больше, иначе отец учует дрожь в его голосе.

Рензам положил руку ему на плечо и помахал людям.

- Что должен сделать мой сын?! - громко спросил он у толпы.

- Сжечь ведьму! Сжечь! - с готовностью отозвалась толпа.

- Я не умею вызывать огонь, - тихо произнёс Гирем, глядя на отца. - Пытался вылечить Алана, но не сумел...

- А сейчас сможешь, - Рензам едва не касался его лба своим, всматриваясь в его глаза, словно пытаясь в них что-то разглядеть. - Ключ к огню не страх, а страсть. Если ты не казнишь эту дрянь, сопляк, то перестанешь быть моим сыном. Хочешь, чтобы все считали тебя тем же ничтожеством, каким была твоя мать?

Гирем почувствовал, как на его шее вздыбились волосы. К лицу прилила кровь. Он посмотрел на отца, представляя себе, как мучает его. Он хотел растоптать его одним взглядом, заставить пожалеть о сказанном. Сейчас Рензам казался ему чужим человеком, безразличным к младенцу, которого он и Сиверт нашли в разбитой лачуге у трупа его матери. Мать он не помнил, но верил, не смотря на то, что она была из низшего сословия, что был ею любим.

Рензам насмешливо скривил губы. Гирем хотел что-то сказать, но от гнева слова умерли, не сойдя с языка. Он поискал взглядом Джаффара - тот стоял далеко от них и смотрел в небо. Кипя от ярости, Гирем побрёл к костру. Он не хотел сжигать женщину, привязанную к столбу. Однако теперь он ясно осознавал, что причина этому не его вера в невиновность Элли, а истовое желание пойти наперекор отцу. Сейчас он даже понимал младшего брата, который уехал в столицу, подальше от Рензама.

Элли смотрела только на него, и этот взгляд пронизывал всё его существо подобной калёной игле. В голове били барабаны, стук сердца отдавался во всём теле. Почувствовав, как пульсирует правая ладонь, он вытащил Вишнёвые Оковы. Лающая толпа исчезла. В этом иллюзорном мире были лишь привязанная к столбу ведьма и он, судья и палач в одном лице. "Палачом меня сделал отец", - гневно мелькнуло где-то на границе сознания. Спиной он почувствовал взгляд Рензама, напряжённый и жёсткий.

Гирем поднял жезл.

- Я не хочу умирать, - тихим, полным мольбы голосом сказала Элли.

Эта фраза отозвалась в его голове звоном тысячи кузнечных молотов, но было слишком поздно. У него не было медальона с вечным пламенем, но когда он мысленно произнёс Слово Огня, именуемое Фразх, привычное ощущение плотного кокона, окружившего тело, сменилось безумным хороводом белых искр. Его толкнуло внутрь одной из трёх распахнутых дверей, от которой тянуло теплом. Впервые навстречу двинулась огненная буря, дрожь экстаза пронзила тело.

Преломитель исторг из себя струю рыжего обжигающего пламени. Огонь с рёвом охватил дрова, лизнул перевязанные ноги женщины и прыгнул на её одежду. Потом он добрался до полуобнажённого тела, и на Гирема дохнуло запахом паленой кожи. Из костра вылетел пучок стремительно выгоревших волос, и оставшееся от них упало прямо на его правую руку, сжимавшую древко жезла. Гирем вскрикнул и отшатнулся. Пламя костра поднялось выше головы. Ведьма горела молча.