СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB - Кирилл и Мефодий

Мефодий троекратно перекрестился, и слова его прозвучали как удары тяжелых камней:

— Клянусь именем славянских народов! Клянусь светом содеянного тобою, брат мой, что исполню твое желание! Спи и слушай, как все уста будут восхвалять твои письмена! Ты жил, чтобы возвысить людей, отныне они будут возвышать тебя!

Ученики подняли головы и скорбными голосами нестройно провозгласили:

— Аминь!

…И получил папа эту весть, и узнал, что Мефодий в темнице. Тогда он проклял немцев, наказав всем королевским епископам не служить мессу, сиречь литургию, пока Мефодий в неволе. Поэтому они освободили его, но пригрозили Коцелу: «Ежели он останется здесь, тебе не будет от нас покоя».

…Тогда и случилось это — мораване изгнали всех немецких священников, которые жили у них, ибо уразумели, что те не желают им добра и плетут интриги против них.

Из «Пространного жития Мефодия». Климент Охридский, IX век

...И мы не только отлучим всех греческих пресвитеров и епископов, что находятся там, но и предадим их анафеме. А нам сказали, что большинство из них рукоположил Фотий, значит, они ему друзья и споспешествуют ему; а заодно с ними и вас мы тоже отлучим, ибо ты отступник, перебежчик, разрушитель веры, ты соучастник дьявола, которому подражаешь, а дьявол есть лжец, и для него изначально безразлична истина.

Из письма папы Иоанна VIII князю Борису-Михаилу. Декабрь 872 года

...Когда эти святые, сиречь Кирилл и Мефодий, увидели, что верующих много и что много божьих чад рождается на свет, то у них вовсе нет пищи духовной, братья сотворили азбуку, как уже говорилось, и перевели Писание на болгарский язык, чтобы в достатке дать божественную пищу тем чадам божьим.

Из «Жития Климента Охридского». Феофилакт, XI век

Мы верим, что понадобился бы целый поток слез, как говорит пророк Иеремия, чтобы оплакать твои безобразия. Разве ты не затмил жестокость — не скажу духовного, но любого светского лица, даже тирана, бросив нашего брата во Христе, епископа Мефодия, в темницу и самым суровым и нечеловеческим образом заставив его стоять под открытым небом в мороз и дождь.., стегая его бичом из конских волос.

Из письма папы Иоанна епископу Германрику Пассавскому. 873 год

Сей наш великий отец и светоч Болгарии был родом на европейских мизийцев [68] Мизийцы — жители римской провинции Мизии между Дунаем и Балканским хребтом, на территории которой в 680 г. образовалось Первое Болгарское царство. , которых народ теперь называет болгарами...

Из «Краткого жития Климента». Дмитрии Хоматиан. XIII век

Почуяв конец пути, лошадь остановилась на холме и протяжно, призывно заржала. Вдали в косых лучах солнца сияла моравская столица, и душа Мефодия наполнилась тихой, вдруг пришедшей радостью. Мир снова возвращался к нему вместе с трепетным ожиданием труда. Ощущение от пережитых неприятностей, оставшихся где-то позади, до сих пор было в нем живо. Сырые немецкие казематы подкосили его здоровье, но укрепили дух и решимость ни перед чем не останавливаться во имя доброго дела. Два с половиной года, проведенные в суровой стране Людовика Немецкого, в тюрьмах, где немцы истязали Мефодия втайне от папских легатов, сделали еще более твердым его убеждение идти по пути Константина-Кирилла. Клятва, данная у смертного одра брата, стала его опорой, помогла выдержать все пытки и издевательства. Защищенный ее броней, он оставался несгибаемо стойким, как одинокое, но могучее дерево, выдерживающее напор злобных вихрей. В его душе не угасал огонь борьбы, согревая сердце и поддерживая уверенность в том, что небесный судия обратит еще свой взор на него — мученика истины, радетеля о просвещении народов. Чем только не терзали его мрачные силы рода человеческого: пытками, хулой, голодом, низкой ложью, которая точила душу, как невидимый червь внутренность цветка или яблока. Темень сырых каменных подземелий отнимала зрение, но свет, идущий от воспоминаний, защитил его, сделал еще более мудрым и чистым, как чиста горная вода, рожденная в ледниках. В безликие годы одиночества у него было очень много времени обдумать все, что произошло. Смерть Константина потрясла его. Мефодий, привыкший всегда видеть врага и бесстрашно вступать в единоборство, теперь понял, что в Вечном городе не может быть ясной и чистой улыбки. Чем торжественнее и шумнее обставлялась церемония похорон брата, тем больше сомневался Мефодий в добрых намерениях окружавших его папских легатов и епископов. Рим сбил его с толку коварством: папа предлагал даже свою гробницу для Константина, однако не разрешил Мефодию исполнить завет матери — похоронить Константина во дворе монастыря святого Полихрона. А может, папа и не подозревал о том, что творилось вокруг него. Потрясенный смертью своих близких, он вряд ли понимал действия епископов, аббатов и легатов, заполнивших Латеран. Наверное, так оно и было — ведь вначале папа согласился выполнить просьбу Мефодия, как только он сказал: «Мать ваяла с нас клятву, что того, кто умрет первым, оставшийся в живых доставит в родной монастырь и там похоронит». Адриан велел заковать гроб с телом Константина и приготовить к отправке. Семь дней держали его в таком состоянии, семь дней папские люди отказывались передать его Мефодию, семь дней епископы и адальвин уговаривали папу не давать гроб, «либо после долгих скитаний бог привел Константина сюда и здесь принял от него душу, здесь и следует похоронить его, как всякого глубокочтимого мужа...». Мефодий попросил раскрыть гроб, чтобы в последний раз взглянуть на брата, однако папские люди не захотели выполнить и эту просьбу, а распространили молву, будто по божьему велению крышка навсегда приросла к гробу и открыть его невозможно... Измученный горем Мефодий не имел тогда времени всесторонне обдумать эти слова. Лишь в темницах Людовика Немецкого постиг он жестокую правду о смерти Константина... Та же самая рука, которая схватила его и заперла в подземельях Эльвангена, погубила и брата, погасила светильник славянства, ум и мудрость их упорной дружины. И чем больше немецкие священники старались сломить его дух пытками, тем больше крепло его убеждение в насильственной смерти брата. Они рассчитывали, что после кончины Философа его ученики разбредутся по белу свету, что посеянные им семена будут вытоптаны и выклеваны воронами времени и не дадут ни единого всхода, но они ошиблись. Остался он, Мефодий, и он станет во главе последователей Философа и продолжит его дело. Сначала Мефодий отправился к Коцелу. Папское благословение гласило: «Посылаю его на все эти славянские земли учителем по воле бога и первопрестольного апостола Петра, ключника царствия небесного»… И снова начались мытарства с получением епископского сана, и снова Мефодию надо было идти ради этого в Рим. Он поехал с двадцатью учениками. Вернулся и собрался было спокойно продолжить дело брата, но его вдруг опять пригласили для объяснений. Мефодия остановили на дороге какие-то незнакомые люди, и, пока ученики разбирались, что к чему, внезапно, как вороны на сокола, налетели всадники и похитили его на глазах у учеников. Никогда Мефодий не забудет встречи с Людовиком Немецким, его холодных серых глаз, чуть искривленного подбородка, обросшего колючей щетиной и хриплого голоса. По сторонам от короля стояли епископы Адальвин Зальцбургский, Германрик Пассавскнй. Анон Фрезингенский, Ландфридт Сабионский. Они привели Мефодия на суд, и все обвинение состояло в следующем: