Геннадий Лазарев - Боль

— Это ты вчерась кувалдой играл?

Венка кивнул.

— А почему тут уснул? Устал — скажи. Мы, что ли, без понятиев?

— Несподручно… — Венка показал на избитые в кровь руки.

— Было бы сподручно, автогеном чиркнули. А то тебя поставили, рыжего. Где робишь-то?

— На стане…

— Охота тебе жариться на стане? Переходи к нам! У нас работа веселая. Переходи… Нам такие рыжие нужны.

— Я и на стане нужен! — осмелев, огрызнулся Венка. — Кувалдой махать всяк горазд… Ты попробуй заготовкой огненной совладеть.

— Некогда мне с тобой, — обрезал бригадир. — Несподручно, говоришь? Сейчас замену поищем… Эй, дружок! — окрикнул он проходившего мимо рабочего.

Тот подошел, чумазый до самых бровей, в промасленной, как и у всех ремонтников, фуфайке. Снял рукавицы и неожиданно протянул Венке руку.

— Здорово! — сказал и заскалился.

И тут только Венка узнал — Мурзилка!

— Ты что, носом-то пахал, что ли? — отвечая на рукопожатие, засмеялся Венка.

— Знакомые? — спросил бригадир и, не дожидаясь ответа, приказал: — Давай, Малышев, под настил, закончь отдушину. А ты, рыжий, помоги вон тому интеллигенту смазку с валков убрать. — И он показал на начцеха, который копошился около огромных ящиков, привезенных утром со склада.

— Давно в бригаде? — спросил Венка, когда бригадир, пошумливая и раздавая налево-направо указания, зашагал вдоль рольганга.

— Сразу, как из школы ушел… — Мурзилка достал кисет. Закурили.

— Мне от стана, как собачонке от конуры, — ни на шаг нельзя, — пожаловался Венка, — не знаю, из наших на заводе есть кто?

— Борис Егорович… Он меня к себе взял!

— Тоже мне — нашел нашего! — Венка рассерженно швырнул папиросу в сторону.

Помолчали.

— Вчера в механическом доводку строгального станка закончил, теперь вот к вам направили, на нивелировку валов… — сообщил, как бы между прочим, Мурзилка и, видя, что это не произвело на Венку никакого впечатления, спросил: — Ты-то как, ничего?

— Ничего… — отмахнулся Венка.

— Ты это правильно — к прокатчикам подался, — продолжал Мурзилка доверительно, — у них, говорят, тоже — «бронь» надежная. Туда-сюда, глядишь, и война кончится… Верно? — он тихо засмеялся и подмигнул.

Венка вдруг побагровел, на скулах заиграли желваки.

— Не-ет, дурачок я!.. Надо было в детстве тебя крепче лупцевать… Двигай отсюда, покуда я добрый! — по-боксерски коротким ударом ткнул Мурзилку в живот и полез под настил.

В последнюю ночь впервые за всю эту суматошную неделю прокатчиков на авральные работы не поднимали.

Чуть свет, а уж начальству понадобился нагревальщик. Разыскали.

Тот шел напрямик, перешагивая разбросанные трубы, кирпич. Вероятно, догадывался, зачем за ним послали.

— Задувай, Митрич! — начцеха поздоровался за руку. — Не стану зариться на твой хлеб… Задувай! Просушим на малом огне, а вечером поставим на рабочий режим.

Митрич, словно коня на базаре, похлопал печь по стенкам, поднял затвор, заглянул вовнутрь.

Отвернул вентили. В печи зашипело, будто прокололи футбольный мяч: вырывалась из форсунок топливная смесь.

Нагревальщик, не таясь, перекрестился, чиркнул спичкой. В печи гулко ахнуло, забурлил огненно-рыжий смерч.

— Ур-ра-а-а! — закричал, не сдержав восторга, Венка.

— Не ори, студент! — одернул Платоныч. — Что за манеры?..

Вдруг часто и бестолково забили в рельсу.

— Что-то рановато сегодня… — начцех достал из кармана часы.

— Сюда! Сюда! — закричали от конторы и снова ударили в рельсу. И что-то гнетущее созревало в этом одиноком призывном звучании.

Все, кроме Митрича, побежали, спотыкаясь о неприбранное хозяйство ремонтников и кучки строительного мусора.

— Линочка! Линочка!.. — мелко дрожа всем телом, твердил серый от испуга вальцовщик и показывал рукой на цеховую контору.

Венка не хотел, боялся, но безумное желание помочь Линочке толкнуло его вслед за начцехом в узкую щель между косяком и припертой изнутри дверью.

Линочка, накрытая рогожкой, лежала на лавке. Из-под рогожки свисала к полу бледная без кровинки рука. Болтался конец промасленной веревки. По чистому полю пришпиленного к стене чертежа подтекали, будто плакали черными слезами, выписанные мазутом буквы:

«Дорогие мои прокатчики. Не сердитесь.

Я не хотела. Талоны пропали. Все до

единого. Я не брала. Правда».

Осталось проверить регулировку зазоров между валками. Борис Егорович, обложенный инструментом, едва заметными движениями подавал сигнал слесарям, а те ломиками и огромными гаечными ключами то затягивали, то отпускали муфты и гайки. Борис Егорович понимал, что все ждут не дождутся от него команды на контрольный пуск. Но он знал и другое — ни один человек, вплоть до самого директора, не станет его торопить. Поэтому не очень-то обращал внимание на толпу вздыхальщиков и советчиков. Слишком велика была ответственность: малейший перекос любого из валков, и при нагрузке все разлетится вдребезги. А за такое отправят так далеко, что и дорогу домой позабудешь. Однако если год назад он мог затянуть на денек-другой сдачу объекта, создать видимость множественности решаемых им задач, то теперь это было рискованно. Некоторые его ученики настолько поднаторели в ремонтном деле, что запросто могли вывести своего учителя на чистую воду. А Малышев, новенький, — тот и вовсе, только позволь — на ходу подметки срежет.

Борис Егорович устало поднялся с колен, спрятал лупу в карман фуфайки. К нему поспешил Мурзилка, услужливо протянул кисет.

— Не могли поаккуратней, черти… — проворчал Борис Егорович, неизвестно кого имея в виду, — заусениц посадили на нижний валок. Возьми бархатный напильник, подправь… Да сам, сам! Лично!

— Сделаю! — охотно согласился Мурзилка.

Борис Егорович свернул «козью ножку», отошел в сторонку, ища взглядом, где бы посидеть.

— Как дела, Боря? — издалека зашумел бригадир. — Вижу, вижу — на мази! Я так и сказал директору: «Боря не подведет!» — Бригадир обнял Бориса Егоровича за плечи. — Поздравляю! Добился ты своего… Я сейчас к Денису Вячеславовичу заходил — пришла на тебя бумага!

— Какая бумага?

— «Бронь», «бронь» с тебя сняли, шельма ты этакая! Отладим стан, ты — вольный казак!

— Шутишь? — меняясь в лице, промямлил Борис Егорович, в глазах у него заметалось смятение.

— Ты чего, Боря? — опешил бригадир. — Ты же просился…

— Все просятся… И ты просился… А как же… Только нельзя мне… Зинуха у меня, брат, хворая…

— Ты чего, Боря? — повторил бригадир, отстраняясь.

Борис Егорович схватил его за руку.

— Скажи! Скажи главному: некому, мол, на заводе лучше Бори валки нивелировать! Ты же сам хвалил… А кто шибче всех микроны ловит при шабровке, а? Скажешь? Я в долгу не останусь…