Ольга Паволга - Записки на запястье

Ну же. Ну.

Когда у тебя делается новый статус сразу по всем фронтам, это всё равно, что Золушка вдруг просыпается Русалочкой. Все проблемы резко меняют направление. От собственной скорости окружающие начинают двигаться медленно и так плавно, что можно забежать со всех сторон летящей в тебя пули.

Вот двое лежат так обнявшись, что вложены друг в друга, как чайные ложки, спят двумя знаками «больше». Ещё, ещё, дай мне больше, не меньше, мне не всё равно.

Произносимое кем-то «влюбиться» всё чаще чувствуется как «вложиться». Незаметно, как закладка, между множества страниц, или решительно, с расчетом на перспективы, как деньги.

Поняла, сидя у парикмахера, что эмоции и чувства растут так же, как волосы или ногти, если за ними не следить. Безобразно запущенное чувство вины, отросшее — долга лезет в глаза, любви — растёт медленно и никак не собирается в хвост. Эгоизм вообще нужно сбривать каждый день.

В кабинете для разводов на стене календарь с улыбающейся парой и грудничком с подписью «мы — семья», Серёжа лучезарно улыбаясь им:

— А мы — нет.

У всех сейчас младенцы, и новенькие дети всё-таки похожи на слезы. Что-то выходит из человека под воздействием сильных эмоций.

Брат едет на Северный полюс (как приятно обронить это в разговоре). Беседовал с коллегами:

— Чуваки, мне нужен штатив, я буду снимать северное сияние!

— Нет, чувак, не бери штатив, там не будет северного сияния.

— Но, чуваки, это же Северный полюс!

— Но, чувак, там сейчас полярный день.

Если жить на большой скорости, то возникает обратный к несущимся дням и событиям эффект, ты начинаешь видеть происходящее внутри себя слишком медленным, будто бы всё замирает в невесомости. Производя руками и мозгом множество операций вовне, внутри простое желание, эмоция всплывает со дна и двигается наверх, как капля краски в масляных лампах, из них по дороге можно успеть вылепить что угодно.

Иногда звонит папа и замораживает всю мою беготню, подвешивая в воздухе, с хрустальным ледяным блеском, моих собеседников, мои встречи, дела, официантку со счётом.

Посередине оживлённого уличного перекрёстка, под мелькающими ногами, вывесками, бликами солнца — бомж выравнивает носовой платок для сбора мелочи по сторонам квадрата плитки, он хочет, чтобы всё было аккуратно, упорядочивая хаос, надо с чего-то начинать.

Ввиду новых условий самовосприятия не слишком хорошо ориентируюсь в себе, как в новой сумке, куда с вечера по, конечно, железной логике всё разложено, а утром руки ищут привычные карманы и закутки там, где теперь воздух.

Познакомилась с прекрасным Митей, который может сказать:

— А утром мне позвонил архимандрит Дионисий…

Из дневников Евгения Шварца:

«Стою у вагонного окна и смотрю, смотрю, смотрю и потихоньку ем копчёную колбасу. Мне стыдно есть её на людях без хлеба. Снег, снег, чёрные деревушки. Я ошеломлён несчастной, постыдной своей жизнью и думаю, думаю».

От новой жизни чувство как в только что отъехавшем от вокзала поезде — пока ещё тянутся глухие стены, но скоро, скоро проедем. Или вроде того, что ты лежишь зерном на дне горшка и лезешь головой сквозь землю наружу, или как поршень шприца толкаешь пустоту, чтобы её больше никогда не было. Ты в этой игре выучил ещё не все кнопки и пока твой принц Персии мрёт и мрёт, но скоро совсем забудешь про клавиатуру, и он будет жить вечно.

В общем из меня, как из невиданного никем материала, шьют новое платье короля, я вижу себя пунктиром на миллиметровой бумаге выкройки, и думаю, как та актриса, которая жаловалась другой, что её из всех главных сцен повырезал редактор:

— Главное, Нин, найти себя после монтажа.

Чрезмерно остро воспринимаю все кругом сейчас, чем многих раздражаю. Сама себе кажусь похожей на собаку, которая живет носом вперёд, и никуда его не может деть, даже если уже от него устала. Хочется сесть и заговорить с линзой:

— Ну что, тебе тоже говорят «вечно ты все преувеличиваешь»?

Новый собеседник всё время внутренне рифмует фразы, закольцовывает смысл. Рассказывает про Техас, живо описывает родео — быки, мужчины, женщины, сапоги, лошади:

— И вы знаете, они там все поголовно в шляпах.

Жалуется на короткое лето:

— А то ведь бывает — все три месяца дожди, и лета не дождаться.

Митя рассказывает, как мерялся с парнишкой игровыми приставками:

— И я же вижу, что его приставка серьёзно проигрывает моей!

Ну что она ещё могла делать…

В учебнике по макросъемке встретилось: « иногда вам придётся учиться отбрасывать свет».

Все будут — тень, а вы — свет.

Приезжал Серёжа с псом, очень трогательный:

— Стоять, я сказал, стоять! Я тебе говорю: встань, ты всю божью коровку смял!

После груды серьёзных фото-учебников, инструкций и руководств, от которых делаешься Мальвиной и всё требуешь от себя делать по правилам, а потому, понятно, не делаешь ни шага, нашла наконец нужную книгу.

Глава 6. Как снимать младенцев и делать трогательные портреты мамы и папы.

Всё ерунда, главное застаньте их всех неспящими.

Наверное от того, что я мало теперь говорю с людьми, всё кругом сначала держит театральную паузу, потом заламывает руки и само заговаривает со мной. Приклеиваю фотографию на картон, на снимке берег Темзы, пирс, чайка, туман. Клей никак не схватывает, со злости неловко достаю для пресса с полки собрание сочинений. Один том падает мне на голову. Поднимаю обидчика — Чехов, «Чайка». Взялось, понятно, намертво.

Предлагаю гостю взять конфету в шуршащем фантике, протягиваю, берёт, тут же спрашивает:

— А ты? Ты не хочешь, почистить тебе? Родителя всегда легко узнать.

Тащу рюкзак с аппаратурой, в руках штатив, очень тяжело, вяло жалуюсь небесам: «Ну почему, почему, я же девочка, почему я несу этот пудовый штатив». Поднимаю глаза, упираюсь в надпись на чьей-то майке:

«…так как я люблю его?».

На наборе красок читаю очень трагичное:

«краска высыхает необратимо».

Наткнулась в справочнике:

«Большая панда — очень милое создание — одно время считалась медведем. Дальнейшие исследования показали, что она — огромный енот».

Стыдно-то, стыдно. И необратимо.

Недавно по ночам был такой месяц, каким бывает глаз напросвет в профиль.

Новый фотоучебник, оправдывающийся: «Подсолнух был выращен фотографом. Это может показаться странным, но подсолнухи действительно легко вырастить!». И потом, уже раздражаясь: «Если у вас нет сада, посетите сад друга. Если и у него нет, проведите день в парке».

Рифмы:

Полная пожилая женщина на ходу ест сладкую слойку, через шаг смахивает крошки с груди.

В руках пакет с надписью «Кроха».

Пекло, на площади мужчина, поедающий хотдог, держит за пазухой одуревшего от жары терьера.