Евгений Москвин - Предвестники табора

— А вот в том-то и дело, что здесь ее нет. Любые меры, направленные на нейтрализацию конкретного недостатка, оказывают на человека воздействие поверхностное и не меняют его коренным образом. Иное дело фундаментальное воздействие — меняется само сознание человека, его мировоззрение, отношение к жизни.

— Люди будут только и делать, что рисовать деньги, — Серж говорил утвердительно и, по всей видимости, стараясь поймать Мишку на какой-нибудь логической неувязке.

— Люди будут посвящать себя творчеству — то количество времени, которое сочтут нужным.

— Все станут одухотворенными и добрыми.

— Ну… в упрощенном смысле, да.

— Нереально, — заявил Серж, — обязательно найдется кто-то, кто выбьется из общей массы.

— И не один, — поддакнул Пашка.

— Точно. И не один.

— С этим я, конечно, согласен.

— Здесь-то мы и будем делать внушение. А возможно и… — Серж многозначительно постучал кулаком правой руки о ладонь левой.

— Нет-нет.

Серж поджал губы. Мишка продолжал:

— Воздействовать мы будем гуманно и опосредованно. Как это будет выглядеть на практике? Приведу пример. Предположим, нам не нравится, как ведет себя какой-то конкретный человек. Разумеется, мы должны дать понять, что не удовлетворены. Но как это сделать? Не напрямую, потому что это может вызвать конфликт… — Мишка перевернул страницу в тетради, — …я здесь даже записал способ — на мой взгляд, совершенно потрясающий… Мы более внимательно начинаем относиться к творчеству человека, которого хотим изменить. К его купюрам то есть.

— Он это почувствует и вынужден будет подчиниться нашим требованиям, — сказал Серж.

— Нет, еще тоньше… Каким требованиям? Напрямую мы ничего не будем говорить. Мы назначаем вспомогательную литературу о живописи, которая должна помочь ему состояться как художнику — так мы скажем. Затем просим его высказать какие-то свои соображения о прочитанном. Он высказывает. «Нет, — говорим мы, — на самом деле ваша позиция неверна». И излагаем иную. Затем прибавляем ко всему прочему, что люди, которым свойственна его — неверная — позиция, присущи также кое-какие негативные качества: первое, второе, третье… называем те как раз, которые нас в нем и не устраивают. Они-то, мол, и препятствуют тому, чтобы правильно оценить творчество вообще и живопись в частности.

— То есть мы делаем намек.

— Именно. В результате же человек поймет, наконец, что ему следует измениться — сам. А свобода его никаким образом при этом нарушена не будет.

— То есть это тактика придирок, — установил, наконец, Серж.

— Повышения требований — я сказал.

— Нет, я не верю…

— Во что? — осведомился Мишка уже с вымученной интонацией; тряхнул тетрадью, которую сжимал обеими руками.

— Прямо так уж люди тебя послушают и изменятся — по мановению волшебной палочки. Если хочешь изменить человека, надо действовать на него более жестко, — продолжал Серж, — вот, к примеру, моя бабка. Ее ничего не изменит, пока ей молотком по голове не постучать.

— Но это противоречит основам гуманизма, — возразил Мишка, — вся соль нашего эксперимента…

— Я все прекрасно понимаю. Я просто не вижу, какими средствами ты собираешься подчинить себе людей.

— Не подчинить, но повести за собой, — заметил Мишка.

— А это он умеет, — ухмыльнулась Олька.

— Государственный кодекс решит все проблемы, мне кажется. В соответствии с ним и ты, Серж, между прочим, будешь выполнять свои… полицейские функции, — думаю, Мишка собирался сказать «охранные функции»; слово «полицейские» пришло ему, видимо, в последний момент; само собой.

Серж, однако, на это слово вообще не обратил никакого внимания; видно, воспринял его как естество.

— Кодекс? Что ж ты раньше молчал… Но видишь как опять ты говоришь: «все проблемы»… Ну ладно, я хочу послушать.

Конечно, в этот момент стало уже ясно, что Серж решит пойти «оппозиционным путем».

4. Кодекс.

И то, что Мишка не сказал по части кодекса ничего конкретного (здесь, по сути дела, вообще не было ни одного постановления), только еще больше, конечно, ускорило это решение.

Снова Мишка принялся говорить о фундаментальных преобразованиях; призывал действовать как можно более гуманно и не спешить. Как обрести власть над жителями поселка? («Обрести, а не завоевать», — Мишка это подчеркнул). Сделать так, чтобы они во всем подчинялись нам? Через авторитет. Авторитет же я предлагаю обрести следующим образом: составить хороший и логичный государственный кодекс.

— А что в нем будет? — спросил Серж.

— Прежде всего, я намерен описать новый режим. Более детально, а не так, как в этой тетради.

— Миш… — попытался вмешаться Пашка, но на первый его зов Мишка с Сержем не обратили никакого внимания.

(Дело в том, что Пашка и Димка опять принялись спорить — на сей раз, по поводу игры в ноус:

«Ну-ка пойди и убери этот чертов стол с шайбами из моей комнаты, поэл?» — командовал Пашка.

«Да щас тебе!»

«Не „щас тебе“, а быстро! Кто тебе разрешал его ставить туда без спроса?»

«Ну прямо, я буду у тебя разрешения спрашивать! Мы играли с отцом после обеда. И он сказал, что еще хочет с тобой поиграть».

«Я не буду играть в ноус. Дебильная игра. Как только новый государственный режим вступит в силу, я запрещу играть в ноус».

«Да щас тебе! Я не позволю…»

«А кто ж тебя спросит! Я буду на государственной службе — вершу, что хочу. А если помешаешь мне, я тебя в тюрягу засажу».

«Да щас тебе», — в третий уже раз повторил Димка).

— Но я же говорю, что простого описания режима недостаточно. Что еще там будет? — сказал Серж.

— Миш, послушай… — настойчиво позвал Пашка во второй раз.

— Ну что такое?

— Я поддержу твой кодекс, если там будет статья о запрещении ноуса.

— Что ты имеешь против ноуса, паяло? — возопил Димка.

— Заткнись, — коротко бросил в его сторону Пашка.

— Паш, мы уже говорили, что наше государство не для удовлетворения чьих-либо эгоистических потребностей.

— Ты запомни, у него нет никакой конкретики, — подмигнул Пашке Серж.

Затем он повторил спокойно:

— Так что еще будет в кодексе?

— Я… не решил еще… — уклончиво отвечал Мишка.

— В любом случае, как я понимаю, все будет исходить из тех тезисов о государственном устройстве, которые мы уже утвердили, правильно?

— Ну… да. Они же конституционные, понимаешь? Фундаментальные.

— Скажи мне, в таком случае, как с помощью них ты собираешься найти ребят, которые вскрывают дома в нашем… государстве, да. Они же нарушают закон, и здесь нужны конкретные меры. Явно.

— Необходимо сначала записать этот закон, — настойчиво порекомендовал Мишка.

— А потом-то что? Что потом?

— Ну, например, мы могли бы выйти на их след с помощью охраны государственных границ. Постоянные проверки…