Владимир Ешкилев - Андрогин

«Родился антихрист под Черной горой, стоящей за стеной железной в китайских землях, – гундосил Онисим и таращил на собеседников глазища. – Вышел он из утробы косоглазой чертородицы уже с лицом старца, с рыжей бородой до пят и волосатым телом. И смрад чумной при рождении его разнесся китайскими землями так, что множество невинных детей из-за смрада того заболело и отошло к Господу. Еще не отрезали ему пуповину, как супостат тот отверз зубастый рот и трижды проклял Христа на трех адских наречиях».

«Во Львове, в латинских церквях, слышали голос, – подхватил тему золотушный Богдан, беглый холоп князей Чарторыйских. – И голос сей предвещал конец света этой зимой и нашествие Магога из севера. Говорят, что Магог ведет к нам миллионную орду и московские власти уже собирают против орды огромнейшее войско. Гонят на войну и малого и старого. Но ничего у них не получится, и за грехи свои сгорит Москва еще до Рождества, и пепел того пожарища развеется лесами-долами. А после нее Магог спалит Киев, уничтожит Софию, вырежет сердце митрополита и отдаст чертородице на съедение. А вои его будут топить печи иконами, саккосами и мощами Печерскими».

«Вот-вот, – вел свою арию Онисим. – Истинные, истинные эти знамения. Видел ясновидящий Иона Волох, что Магог треклятый соединится с чертородицей и антихристом и пойдут они совместно на Рим ветхий, и не останется в Риме ветхом ни человека, ни скота, ни малой твари дышащей. Всех погубят они, только Святая гора устоит перед антихристом, отмолят ее схимники, спрячут. Как подойдет к Афону антихрист, Богородица накроет покровом своим Святую гору, и не увидят ее антихристовы генералы и архидемоны».

Все послушники после таких сообщений согласились, что по всем признакам наступили последние времена. А Григорий и полслова не вставил в ту премудрую беседу, а только закрывал поочередно правую и левую ноздри и шептал что-то, не расслышанное братией. Но теперь, в годину тревожных предрассветных энергий, все страшилки онисимов и богданов восстали в его душе грозными призраками. Казалось, зрел он зарево над куполами киевских храмов и волосатое чудовище с факелом в когтистой лапе. Ему было жалко этот мир, такой прекрасный и гармоничный в натуральных его основаниях. Поэтому он тихо плакал, и слезы мешали ему слиться с братией в молитвенном единении.

После заутрени Авксентий подозвал Григория к себе.

– Говори мне без лукавства, – приказал иеромонах, – что гложет тебя, сын мой, что тревожит?

– Не выходит, не складывается у меня, отче, определенный вами урок, не способен я найти в себе столько силы подвижнической.

– И только-то?

– Я не могу осознать дыхания .

– Это потому, сын мой, что до сих пор ты не сподобился прекратить порабощающей работы своего разума. Когда разум не спит, лоза познавательной тьмы прячется и не дает плодов.

– Не спит, не спит разум мой, отче… Как усыпить разум? Как остановить труд его, труд скорбный?

– Смирением, сын мой. Одним лишь смирением. Не забывай: блаженны убогие духом.

– Я смиряюсь, отче.

– Смиряешься, сын мой, смиряешься, но не тем смирением, которое завещали нам великие старцы. Не тем… – В голосе иеромонаха появилась какая-то трещина, лед суровости треснул и выпустил на поверхность усталость. – Твое смирение должно быть глубже уничтожения всего того, что составляет сущность твоей персоны. Ты, сын мой, должен смириться таким образом, чтобы ощутить себя за пределом первой усложненности, должен исполеровать [134]в себе самую изначальную простоту мира сего. Должен стать проще червяка, меньше пылинки. И в своей последней малости, уничтожив самость свою и прекратив пытливую работу разума своего, ты должен будешь непрерывно и искренне прославлять Творца.

На глаза Григория, неожиданно для него самого, навернулись слезы.

– Это не слезы смирения, ты себя жалеешь, себя вередишь, – определил иеромонах; усталость в его голосе сменило раздражение. – Ты все еще хочешь быть царьком своего грязного внутреннего мирка. Нет никакого твоего мира , рабе Божий! Нет и быть не может. Это призрак дьявольский, призрак, призрак! Есть только Божий мир. Уничтожь, сотри в пыль свой ничтожный мирок, растопчи его ногами, сожги его! Растворись благодатно и сокрушенно в творении Божьем! Растворись без остатка, без надежды и ожидания на что-либо, кроме Господа Бога нашего!

– Я попытаюсь, отче. Я искренне попытаюсь. Я уничтожу, растопчу, растворюсь, отрекусь… – шептал Григорий, и слезы текли, текли по его лицу, и не видно было тем слезам исчерпания.

Та же беседка на черно-белом «шахматном» поле. Существо в серебряной маске смотрит на Вигилярного металлическими глазами.

«Ты уже понял?»

«Меня хотят использовать. Вот и все, что я понял».

«Тебе дают право на твое истинное назначение».

«У меня уже есть назначение».

«Какое?»

«Я историк, я напишу книгу о Григории Сковороде».

«О Сковороде уже написаны сотни книг. Ты хочешь потрудиться во имя приумножения привычного?»

«А какое тогда мое “истинное назначение”?»

«Стать продолжением Сковороды, стать Сковородой».

«Неужели «Сковорода» – это не фамилия, а титул?»

«И фамилия, и титул, и чин, и звание, и знак, и убежище посреди пустыни. Так повелось на этой земле, что только Сковорода через Библию создал свой отдельный мир, замкнул на себя суверенные смыслы и навеки остался самым выдающимся Хранителем Навны, завещанной этой земле предками».

«Простые люди не знают об этом».

«Простым людям и не надо об этом знать. Им такое не подобает. Как не подобает босым глазам смотреть на Солнце. Ослепнут от Солнца босые глаза. Простые люди пребывают в мировоззренческих блужданиях и будут пребывать там до исполнения времен. А для того чтобы они свободно могли предаваться своим заблуждениям, рожать детей, сеять хлеб и строить дома, кто-то должен предстоять за них перед Вечностью. Кто-то должен видеть и знать, скрывать и являть, заглядывать в бездны…»

«…и смотреть на Солнце?»

«Если тебе понравился этот образ, мысли свой долг через него. Кто-то должен смотреть на Солнце и не слепнуть».

«У вас есть очки для таких добровольцев?»

«Очки не нужны. Прогони Ехидну с лица своего».

«Каким образом?»

«Ощути, как Вечность побеждает смерть».

«..?»

«Сейчас ты одинок, очень одинок. И смерть приготовилась встретить тебя. Но вокруг тебя не пустота, а вода. Первейшая субстанция и основа основ жизни. Она может убить тебя, а может стать опорой для воскресения. Побеждая смерть, ты найдешь знание, которое нельзя вычитать в книжках и услышать на лекциях. Если ты воскреснешь для мира, значит, воскреснешь уже иным».