Владимир Шпаков - Песни китов

— Ты просто за Лариской бегаешь, поэтому и заступаешься! Ты ведь ее ждешь, правда?

— Не твое собачье дело. Но я тебя предупредил. Бойкот и слежка — вот чего ты добьешься.

Лицо Горюхиной сделалось пунцовым.

— Ладно, Рогов, еще подашь заявление, никуда не денешься… Ни за что не пропущу на комитете!

Повернувшись, она затопала по коридору, а Севка перевел дух. Не настучит, подумалось, все-таки напугалась…

После звонка в классе послышался глухой гул, но никто не выходил. Наконец, дверь со стеклом распахнулась, и в коридор выкатились Генка с Вадиком, два закадычных дружка-курильщика, которых то и дело вылавливали в школьном туалете. Заметив Севку, Вадик метнулся к нему.

— Здорово! Закурить будет?

— Я не курю, ты ж знаешь…

— А тут такое было… Шапито, бля!

Следом подскочил Генка, и они, закатываясь от смеха, наперебой принялись рассказывать, как на уроке сцепились новая биологичка и Белова. Они давно конфликтовали из-за живого уголка, ликвидированного в начале года. Кролики подхватили какую-то инфекцию, но вместо того, чтобы отвезти их на ветстанцию (Лариса сама вызвалась это сделать), директор решил закрыть уголок, а биологичка поддержала, мол, я на чучелах могу все объяснить! Но сегодня случилось что-то из ряда вон, что ржущая парочка никак не могла растолковать.

— Да не трындите на пару! — с досадой проговорил Севка. — Что было-то?

— Белову раком хотели поставить! — в очередной раз заржал Генка.

— Чего-о?! — вытянул лицо Севка.

— Да не в том смысле! — захлебывался Вадик. — Юбка не понравилась училке, ну, знаешь ведь, как Лариска ходит…

Вскоре ситуация прояснилась. Ларису вызвали к доске, поставили перед ней чучело совы и предложили рассказать об этой птице. А та возьми и вспомни про сову, что в живом уголке жила! Мол, жила, никому не мешала, а тут явились живодеры и всех животных усыпили!

— Так и сказала: живодеры? — спросил Севка.

— Ага! — отозвался Вадик. — Биологичка: ты кого имеешь в виду?! А Лариска: вас и имею! Училка аж посинела от злости, а потом говорит: ты, Белова, лучше бы на внешний облик внимание обратила! Посмотри на свою ужасную юбку! Вот попробуй повернуться спиной к классу и наклониться — у тебя же все исподнее будет видно!

— А Лариса?

— Ну, она ж не дура спиной поворачиваться! Она ногу на стул — раз! Юбку вверх, и ногу по самое не балуйся заголяет!

— Ножка будьте-нате! — крутанул головой Генка.

— А потом говорит: вы это хотели увидеть? Так смотрите! Биологичка даже отвернулась, ну, сама-то страшная, как атомная война, и ноги кривые… Короче, еле урок закончила, я думал, ее кондрашка хватит!

Все это время Севка косил взглядом на дверь, откуда, хихикая и перешептываясь, выходили учащиеся десятого «Б». Уже и биологичка выползла с каменным лицом, засеменив к учительской (что там будет!), а Ларисы все не было.

Она вышла последней в сопровождении Мятлина. Они о чем-то разговаривали, поначалу не заметив Севку.

— …советского образования, — донеслась реплика Женьки. Когда они встретились глазами, тот усмехнулся и придержал Ларису за руку.

— Твой эскорт наготове… Ладно, не буду мешать, договорим в другой раз.

То, что Мятлин легко отвалил, радовало и обижало одновременно. Вдруг показалось, что между ними сложились столь доверительные отношения, что личное присутствие роли не играло. Вообще получалось, что они оба — смелые, не боящиеся дерзить учителям, а Севка прячет голову в свою электронику, как страус — в песок. Знала бы она, как он только что спасал этого придурка, который точно допрыгается со своим Солженицыным…

О случившемся Лариса почему-то не распространялась, заговорив на обратном пути про гастроли. Мол, балетная студия едет на неделю в Севастополь, на фестиваль хореографических коллективов.

— И что?

— Ничего. Экзамены на носу, надо учиться, учиться и еще раз учиться…

— Как завещал великий Ленин? — усмехнулся Севка. — По идее, надо…

— Нам с Женей будет трудно на экзаменах.

— А кому легко?

Усмешка сделалась скептической, если не сказать — желчной. Точно, с Мятлиным крутит, а значит…

— Но я все равно поеду, Герман Валерьевич чуть ли на коленях не стоит. Как думаешь, пропустить неделю — это ничего?

— Тебе же справку в ДК выпишут… — пробормотал он, отворачиваясь. Мелькнула дикая мысль: может, ее хахаль — старый балерун? Кто угодно, в общем-то, мог с ней крутить, потому что она — такая. Он вдруг ощутил полную беспомощность перед этой ногастой, с выпирающей из-под жакета грудью, чьи губы приоткрыты, а зеленые глаза смотрят требовательно, ожидая ответа. Севке нужно водить мотоцикл, делать телефоны, Женьке приходится стишки строчить, а ей ничего не нужно, чтобы привлечь и покорить, потому что — такая.

— Поднимешься? — спросила, получив портфель. — Ты вроде собрался что-то для телефона вымерять…

Он вяло пожал плечами, но подчинился.

Рулетки не нашлось, поэтому вымерял неудобным портняжным метром. От балкона до столика в прихожей с учетом всех поворотов и изгибов нужно было восемь метров провода. От балкона до земли — еще семь, плюс тридцать (он вчера проверил) до автомата на углу дома. Итого сорок пять метров провода, который нужно отмотать от бухты на станции юных техников. Севка знал: за такое даже Рог может получить в «рог», но ради длинноногой на что только не пойдешь…

— Порядок, в общем. Придется, правда, стену насквозь прошить, чтоб на балкон проводку сделать.

Реплика осталась без ответа. Оглянувшись, он заметил приоткрытую дверь в Ларисину комнату. Осторожно приблизился, заглянул в щелку и, увидев Ларису перед зеркалом, замер.

Закинув руку за спину, она расстегнула молнию на платье. Медленно стащила его через голову, оставшись в трусиках и лифчике, но халат сразу не надела. Поправила сбившуюся набок кичку, быстрым движением сняла лифчик, затем слегка повернулась влево-вправо, вроде как оценивая фигуру. Или оценивая бледноватый загар, что к апрелю почти сошел? Самым смелым предположением было: она ждет Севку, который ковыряется с проводами, как идиот, вместо того, чтобы распахнуть дверь в комнату и, подойдя сзади, взять в руки ее грудь. Как рассказывали парни постарше, надо сжимать соски, чтоб баба возбудилась, дальше можно и на койку валить. Он знал, что дома никого нет, им никто не помешает, однако тупо стоял у двери, боясь пошевелиться и глядя на пятнышко, что темнело чуть выше голубых трусиков. «Родинка…» — прошелестело в мозгу.

То, что он ходит с Ларисой (или, если угодно, бегает за ней), не было секретом, но похвастаться ему пока было нечем. Он мог бы замутить со взрослой, дешевок хватало, да вот беда — не хотелось начинать с грязи, как в подвале, когда прошлой осенью налетел на Зему с его подружкой.