Елена Ляпота - Все, что смог [СИ]

Настя скромно опустила глаза. Никогда в жизни никто не смотрел на нее ТАК. Словно она одна была центром Вселенной. Это ей нравилось, но и настораживало. Что, если это омут, в который лучше не кидаться с головой, оставив хоть несколько сантиметров для холодного здравого смысла. Тем не менее, совершенно не хотелось, чтобы этот парень уходил вот так. Попрощавшись и закрыв за собою дверь.

— Может, поужинаете с нами? — предложила Настя.

Тубольцев расцвел на глазах. Казалось, в воздухе внезапно запахло весной, сладкими ароматами цветущих яблонь и слив.

— Я… я не могу так. С пустыми руками. Я сейчас. Я вернусь! — воскликнул Тубольцев, сунул ноги в туфли и пулей вылетел из квартиры.

Очутившись во дворе, Тубольцев начал вертеть головой по сторонам в поисках магазина. Район был совершенно незнакомый, так что он понятия не имел, где и что тут находится. Он бегал как ненормальный, приставая к прохожим, а те шарахались от него, потому что вид у него был не просто взволнованный. Очумелый какой-то. Куда подевался тот спокойный и рассудительный, а порою до тошноты неторопливый Тубольцев, которого он знал прежде.

Он нашел какой-то супермаркет возле троллейбусной остановки. Зашел внутрь, пробежался по отделам, смутно понимая, что нужно купить. Что приносят с собой в подобных случаях?

Торт — слишком банально и торжественно. Шампанское — Тубольцев подозревал, что в голове у него вместо мозгов уже играют золотистые пузырьки. Конфеты и вино. Какое она любит: красное или белое? А конфеты — шоколадные или… да черт их знает, вон сколько конфет, и все разные. Фрукты — бананы и киви, не апельсины, ни в коем случае — апельсины носят больным.

В конечном итоге все равно, каким будет вино или конфеты, а несъеденные фрукты засохнут до утра. Главное, слова, которые она скажет. И взгляд, каким будет смотреть.

Раньше Тубольцев не знал, что можно влюбиться с первого взгляда.

Теперь он обрадовался, как дурак, увидев стенд с мужскими носками. Можно выбросить свои полинявшие и надеть новые, чтоб не позориться и не прятать стыдливо ноги.

Около остановки Тубольцев заприметил цветочный киоск и не смог удержаться, чтобы не купить розу. Хорошо, что не сообразил купить целую охапку — это было бы уже чересчур. Он и так чувствовал себя влюбленным идиотом, сидя на ступеньках в подъезде и переодевая носки. А куда девать старые?

Мусоропровод оказался неисправным, и отверстия для мусора попросту заварили. Ну не пихать же их в карман или в пакет с продуктами. Роза, зажатая в зубах, больно уколола губу. Тубольцев взял ее в руки и тяжело вздохнул: все-таки он идиот.

Пришлось возвращаться на улицу и выбрасывать носки в урну.

Этот вечер он надолго запомнит. Вся жизнь его словно перевернулась с ног на голову. И это тоже было хорошо…

На следующее утро, едва Настя ушла на работу, в дверь позвонили. Чеченец немного удивился — обычно по утрам к ним никто не ходил. Разве что вчерашний Ромео вдруг решил припереться ни свет ни заря — охранять его, калеку, непонятно от кого.

Чеченцу, если честно, такой эскорт был ни к чему. Но парень ему понравился. Открытый такой, честный. Дурак, одним словом, каких мало осталось. Но на таких дураках Русь-матушка издавна держится. Не перевелись пока, слава Богу. Значит, жить будем.

Но за дверью оказалась Наташка. Сказать, что Чеченец был удивлен — значит не сказать ничего. Он замер, не веря собственным глазам.

Откуда она знает, где он живет?

Одежда на Наташе была простая — джинсы и футболка без рукавов. Глаза чуть подкрашены, на губах — прозрачный блеск с перламутром. Без обычного яркого макияжа она выглядела старше своих лет и казалась потасканной, как одежда из комиссионки, которую носила, потому что не могла себе позволить новую. Это только в фильмах проститутки зарабатывают кучу денег и содержат не только себя, но и детей, и престарелых родителей.

В жизни все было совсем иначе. Наташа помнила дни, когда приходилось отдавать всю выручку подчистую, и не на что было даже купить поесть.

Какого черта ей была нужна подобная жизнь? Она не могла ответить на этот вопрос, но жить, тем не менее, хотелось. Как и тем заключенным, что отбывают свой срок пожизненно, не теряя надежды на смягчение приговора.

— Привет, — сказала она Чеченцу и потянулась губами к его здоровой щеке, — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — ответил он, пропуская Наташу внутрь, — С чего это вдруг такая забота?

— Ну, я узнала, что тебя чуть не переехал автомобиль. Беспокоилась — вдруг с тобой что-то серьезное?

— Пару синяков и сломанный зуб. Но на мне это вряд ли заметно, — грустно улыбнулся Чеченец, — Чаю хочешь?

— Давай.

Они прошли на кухню — неизменный плацдарм для свершения великих семейных и общественных дел. Наташа уселась на стул, наблюдая, как Чеченец суетится, устраивая чайник на плите, доставая чашки и сахарницу. Наверное, ей следовало помочь. Однако встать со стула было выше ее сил — в такой уютной обстановке она давно не была. Хотелось просто сидеть и наслаждаться моментом.

Она смотрела и удивлялась тому, как проворно Чеченец работает руками, словно играет на музыкальном инструменте. Пальцы на здоровой руке были ровными, красивыми. Талантливый, наверное.

Да и вообще, он мужик, что надо. Вот ведь какой жестокой может оказаться судьба.

Чеченец поставил перед ней чашку ароматного чая с мятой и ломтиком лимона. Наташа с упоением повела носом, вдыхая такой нежный и вкусный запах.

— Здорово. А я вот не умею чай заваривать. Брошу пакетик, залью кипятком — вот и весь чай.

— Да ладно тебе. Можно подумать, что для чая нужна особая церемония, — усмехнулся Чеченец, — Мы ж не китайцы.

— Я бы не отказалась побывать в Китае. Люблю всякие там дракончики яркие, вазочки. Джеки Чана люблю.

— Когда-нибудь побываешь, — пообещал Чеченец.

Пустое обещание. Вряд ли она побывает где-нибудь, кроме этого проклятого города. У Наташи вдруг испортилось настроение. Ведь как несправедливо — целый мир вокруг! Иди — куда хочешь. Правда, не везде тебя пустят — все зависит от толщины пачки, припрятанной в кошельке.

Что, в кошельке не пачка, а всего лишь несколько жалких купюр? Тогда забудь, что в этом мире есть что-нибудь помимо того, что вокруг. А если вокруг одни камни да песок, значит, и нет ничего. Призрак. Мираж. Сказка, рассказанная на ночь сердобольной бабушкой.

— Кушай печенье, — сказал Чеченец, вырывая Наташу из бурного потока невеселых мыслей.

— Да нет, спасибо. Пойдем лучше в комнату, поговорим.

Если Чеченец и удивился чему-то, на его лице это никак не отразилось. Он спокойно собрал чашки со стола и поставил в раковину. Затем вытер руки о полотенце и кивнул Наташе.